|
– К чему бежать? Мир изменился. Я знаю. Мы изменили его. – Это было не так плохо, – сказала Ванесса. – Мир? – То, как они умерли. – О! – Мы веселились до последней минуты. – Гомм был таким сентиментальным, – сказал Гольдберг. – Мы никогда особенно не любили друг друга. Большая лягушка прыгнула на дорогу перед Ванессой. Глаза Гольдберга уловили движение. – Кто это? – спросил он. Создание со злобой рассматривало ногу Ванессы. – Просто лягушка, – ответила она. – Как выглядит? – Толстая, – сказала Ванесса. – С тремя красными точками на спине. – Это – Израиль, – произнес Гольдберг. – Не наступите на него. – Будут ли к полудню какие нибудь решения? – вмешался Клейн. – Особенно в связи с положением в Проливе, с Мексиканским спором и… – Да да да, – сказал Гольдберг. – А теперь уходите. – …может получиться еще один Залив Свиней… – Вы не сказали ничего, чего бы я не знал. Идите! От вашего присутствия нации волнуются. – Он уставился на Ванессу. – Ну, вы собираетесь сесть или нет. Она села. – Я оставляю вас, – произнес Клейн и удалился. Гольдберг начал издавать горлом звук «кек кек кек», подражая голосу лягушки. В ответ раздалось кваканье изо всех закоулков двора. Слыша этот звук, Ванесса сдержала улыбку. Фарс, некогда говорила она себе, надо играть с искренним выражением лица, так, будто ты веришь каждому сказанному слову. Только трагедия требует смеха, а ее – с помощью лягушек – они, возможно, еще смогут предотвратить. |
