|
Ворота были открыты. – Гомм, – шепнула она. – Распахните дверцы машины. Гомм сделал, что требовалось. Он говорил, что года иссушили их всех и, возможно, это было правдой, но их было пятеро и маленькая машина была плотно забита. Ванессе пришлось залезать последней. Когда она нырнула, чтобы сесть на водительское сиденье, прогремел выстрел и она ощутила удар в плечо. Она уронила винтовку. – Ублюдки, – сказал Гомм. – Оставьте ее, – пропищал кто то за спиной, но Гомм был уже вне машины, он запихнул Ванессу назад, рядом с Флойдом, затем скользнул на водительское сиденье и завел мотор. – Ты можешь управлять? – требовательно спросила Ирения. – Конечно, я чертовски могу управлять! – парировал он, и машина дернулась вперед, через ворота, причем в коробке передач резко заскрежетало. Ванесса никогда раньше не была ранена пулей и надеялась, что если выживет сейчас, – избегать этого впредь. Рана на плече сильно кровоточила. Флойд изо всех сил старался остановить кровь, но езда Гомма делала любую конструктивную помощь практически невозможной. – Здесь дорога, – начала говорить Ванесса, – отходит от той дороги. – От какой дороги та дорога? – вопил Гомм. – Направо! Направо! – вопила она в ответ. Гомм снял обе руки с руля и посмотрел на них. – Которая правая? – Ради Христа… Ирения, сидя рядом с ним, прижала руки Гомма к рулю. Машина выплясывала тарантеллу. Ванесса стонала на каждом ухабе. – Вижу ее! – сказал Гомм. – Я вижу дорогу! – Он прибавил скорость, а ногу поставил на акселератор. Одна из задних дверей, которая была плохо закрыта, распахнулась, и Ванесса чуть не выпала наружу. Моттерсхед, потянувшись через Флойда, втащил ее обратно, но прежде чем они смогли закрыться, дверца столкнулась с валуном, поставленным на том месте, где две дороги сливались. Машина встала на дыбы, когда дверца сорвалась с петель. – Нам здесь необходимо побольше воздуха, – сказал Гомм, продолжая вести машину. Шум их мотора тревожил эгейскую ночь, но не только он. За ними светились фары и слышался звук лихорадочной погони. Винтовка Джиллемо осталась в монастыре, у них не было ничего, чтобы защититься, и Клейн знал это. – Поторапливайся! – сказал Флойд, ухмыляясь от уха до уха. – Они следуют за нами. – Я еду так быстро, как могу, – настаивал Гомм. – Выключи фары, – посоветовала Ирения. – Будем меньше походить на мишень. – Тогда я не увижу дорогу, – пожаловался Гомм, перекрикивая рев мотора. – Ну и что? В любом случае ты едешь не по ней. – Моттерсхед засмеялся, засмеялась – вопреки своим привычкам – и Ванесса. Может, потеря крови сделала ее неконтролируемой, но она не могла удержаться. Четыре Мафусаила и она в машине с тремя дверцами, пробирающейся во тьме – только сумасшедший мог воспринимать такое серьезно. И это было последним и несомненным доказательством того, что люди рядом с ней не чокнутые, как охарактеризовал их Клейн, ведь они тоже видели в этом смешное. Гомм даже принялся напевать, пока вел машину, – отрывки из Верди и фальцетом выводил "Через радугу". И если – крутилось в ее идущей кругом голове – эти создания разумны, как она сама, то как же тогда со сказкой, рассказанной Гоммом? Или и это правда? Может ли быть, что Армагеддон сдерживался несколькими хихикающими старцами? – Они догоняют нас! – заявил Флойд. Он встал коленями на заднее сиденье и уставился в стекло. – А мы не позволим, – заметил Моттерсхед, смех его едва ли стал тише. – Мы все собираемся умереть. – Вот! – закричала Ирения. – Вот другая дорога! Попробуй по ней! Попробуй по ней! Гомм крутанул руль, и машина почти опрокинулась, сворачивая с главного пути, а потом поехала по новому маршруту. |
