Даже местные греки, засевшие в дальнем углу харчевни, попритихли и настороженно посматривали на русов.

– Ну, расскажи, как вы тут живете? – нарушил напряженную тишину Мистина. – Как служится?

Лис, ожидавший, что его сейчас обвинят в убийстве, тайком выдохнул и начал рассказывать, желая уйти как можно дальше от старых воспоминаний о кузнице на берегу Ужа…

– Проснись!

– Что случилось? – Эльга приподнялась в испуге, нашаривая рядом мафорий.

– Я видел Лиса. – Мистина сел на ларь возле постели. – Это парень из бывшей отцовской дружины. Он уцелел после битвы возле Малин-городца, когда мы с Ингваром почти всех их перебили, сбежал и вот уже пять лет живет здесь. Я встретил его у церкви, мы поговорили.

– И что?

– Он рассказал про анатолийские и критские войны с другого боку. В этом стратоносе наших год назад жило семьсот человек, сейчас осталось не больше ста. Прочие – всякая дрянь, по сусекам наскребли. С ним пришли двое приятелей, один болгарин – Леко, а второй езерит из Лаконики, но его зовут Аббас, потому что вообще-то он был сарацинской веры, из бывших рабов, и крестился только в прошлом году.

– Но куда делись все те люди?

Вошла испуганная Ута со свечой в руке: дожидаясь мужа, она не ложилась, и вот вдруг услышала его возбужденный голос из китона княгини. За ней торопились Святана и Предслава.

– Их перебили в прошлом году на Крите, – Мистина оглянулся на вошедших женщин. – И до сих пор греки не набрали и трети нужного им числа людей. Посылали на Крит целое войско на кораблях, с воеводой по имени Гонгила, но он повел себя как дурак, и оттуда вернулась едва одна сотня из семи. И снять войска с других направлений стратилаты тоже не могут. На востоке, в тех самых фемах Анатолия и Каппадокия, что ни год набеги сарацин. Этот Сайф ад-Даула, он тот еще бодряк, про него говорят: «Ни года без похода». Все как пятнадцать лет назад, когда мы сюда ходили, с тех пор легче стало ненамного. Опустошают села, уводят полон. Тот Иван Куропас, чтоб его тролли драли, воевал с ними двадцать лет, но его уже десять лет нет в живых. Пять лет назад, пока корабли опять ходили на Крит, сарацины едва не дошли до Царьграда. В Италии греки воюют с королем Оттоном за южные земли, только в прошлом году там две области подняли мятеж – лангобарды и еще какие-то, я не запомнил. В общем, они отказались повиноваться грекам, подружились с сарацинами и сами стали грабить греческие земли. Константин посылал на них фракийцев с македонцами и корабли с «живым огнем». На островах засели другие сарацины и грабят побережья. Лис не поручится, как сейчас, но раньше сарацинам Сикилея платили двадцать две тысячи номисм в год, чтобы не трогали Южную Италию.

– Сколько?

– Двадцать две тысячи золотых в год! И мне очень, очень стыдно вспомнить, йотуна мать, за какую сумму мы с Ингваром пообещали не делать того же самого с нашей северной стороны. Но откуда ж нам было знать, простоте чащобной, что на белом свете существуют такие деньги! В общем, василевс только успевает поворачиваться. И я очень рад, что не я – доместик каких-нибудь схол и даже не великий этериарх.

– И что это означает для нас? – спросонья Эльга не могла сообразить, почему ради этих сведений, которые уже спутались у нее в голове, понадобилось будить весь дом.

– Это означает, – Мистина наклонился к ней и взял за руку, – что мы нужны грекам не меньше, чем они нам. И мы не зря застряли здесь, может быть, на всю зиму.