– Больно хлипок, – оценил Святослав. – А вот ягненок у него ничего, веселый. Так вот, матушка! – Он повернулся к Эльге, упирая руки в бока и готовый забыть о каменном отроке. – Я насчет пира нашего пришел поговорить. Свирьковна тебе кланяется.

– Как она? – улыбнулась Эльга, радуясь привету от невестки.

– И вот что я решил, – не отвечая, продолжал Святослав: видимо, держал в мыслях эти слова всю дорогу от Олеговой горы до Святой. – Что тебе больше богам служить нельзя – пусть, мы ведь так и договаривались. Но если я, великий князь русский, богов оставлю без благодарности, что мою мать родную в дальнем пути сохранили, то будет мне бесчестье, а богам обида. Потому завтра принесем жертвы, всю дружину и бояр позовем на пир. Такова моя воля.

Эльга слушала и думала: это не сын сейчас с ней разговаривает. Это Прияслава Свирьковна, княгиня молодая. Эльга достаточно хорошо знала Святослава, чтобы отличить, где он говорит сам, а где повторяет чужие слова. Этой речи его научила жена. Но возразить нечего. Он – великий князь русский, обязанный почитать богов. И если жена-княгиня напоминает ему об этом, так ведь для того ее и брали. Для того она, Эльга, и побуждала сына жениться: чтобы себе найти в ней преемницу, а народу дать старшую жрицу Святой горы. Так они и договаривались.

– Это… да. Людям… понравится, – с запинкой отозвалась она и вновь посмотрела на каменного пастыря. – Только я… мне на том пиру быть нельзя.

– Ты – моя мать, княгиня русская. – Святослав встал перед ней и расправил плечи. – Кланяюсь тебе от меня и жены моей и прошу пожаловать ко мне на пир. – Он низко поклонился, коснулся рукой дощатого пола. – А будет воля твоя прийти, или бог тебе не велит – ты и решай.

– За честь спасибо… – отозвалась Эльга, сама задетая тем, как жалко прозвучал ее голос. – Но может, лучше… Не подождать ли, пока… Как Свирьковна сейчас сможет? Не такое для нее время, чтобы жертвы приносить. Подождите, пока разрешится! Не так уж долго осталось.

– Я ей говорил. Но сперва родин ждать, потом еще три месяца. А там за дитя жертвы и на имянаречение пир. Про нынешний повод все забыть успеют. И боги тоже. Нет, мы уж сейчас. А потом – еще раз. Да неужели, – Святослав посмотрел на мать, выразительно перекосив рот, – ты и на имянаречение родного внука не пойдешь?

– Пойду! Это же внук… он дитя…

Эльга пыталась сообразить, не будет ли какого греха в этом. Возможностей согрешить, как она теперь знала, на пути человеческом что луж на дороге после ливня – и не захочешь, а наступишь. Но ведь и греки дают детям имена, устраивают пиры по этому поводу.

– Ну, так я пойду! – Святослав приобнял ее за плечи, прикоснулся лбом к ее повою и вышел. – Будь здорова.

Эльга смотрела ему вслед. Он все сделал как надо: и как князь, и как сын. Она ни в чем не могла его упрекнуть. Почему же душу пронзает чувство горечи и обиды?

Княгиня коснулась каменной руки Пастыря. Василев ураниэ, параклите! «Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша». Создатель и утешитель – вот, кому можно пожаловаться даже на родного сына… на собственное сердце, на нестойкость духа, который трепещет от нынешних и будущих раздоров. Перед ней были два отрока: один живой, другой мраморный. Одного она сама произвела на свет, другой сотворил небо и землю. Но сейчас именно этот второй казался ей куда добрее и ближе, а первый стал непонятным и даже грозным.

Об этом ее предупреждали. Объединяя с Господом и родными по духу, крещение разделит ее с родными по крови, если они язычники.