Нашел взглядом в полумраке Ивана и сдержанно поклонился ему.

– Исполать тебе, государь…

Княжич подскочил и крепко обнял меня.

– Иван Иваныч, как же это… Уж не чаял увидеть тебя живым…

Воеводы мазнули по нему осуждающими взглядами и разом загомонили, изображая радость. Но выглядела она натужной, не особо искренней. Видимо, решили, что уже восстановили полное влияние на княжича, а тут такой облом. Понимаю, понимаю, но хрен вам по всей морде – подыхать я не собираюсь. Потерпите еще немного.

У татарских царевичей Мухаммеда-Эмина и Абдула-Латифа, что тоже присутствовали в шатре, так вообще рожи скривились, словно им в зад кол забили. А этим вообще хрен на всю морду. Пусть скажут спасибо, что просто замечаю.

Иван зло зыркнул на соратников, подвел меня к своему креслу и почти насильно усадил.

– Присядь, Иван Иваныч, грят, что бусурмене посекли тебя крепко.

– Врут… – коротко ответил я. – Жив и здоров.

– Ну рассказывай, рассказывай… – потребовал княжич. – Как удалось бежать-то?

– Ничего особенного. Тех, кто помешать пытался, – посек, спрыгнул со стены в ров с водой, выполз к своим, вот и все.

– А башня, башня-то – тоже твоих рук дело?

– Не моих… – твердо ответил я. – Но знаю кто. Со мной пробивался плененный тверской ратник, Степан Помысел. Крепко бился, но посекли его, дальше не смог идти, вот он по своему желанию остался и подпалил погреб с огневым зельем.

– Не оставим милостями семью оного воя! – горячо пообещал Иван. – Слово даю. Большое дело сделал, ведь татары сразу после того, как твой умелец стал огонь пущать да стены упали, послов прислали, мириться хотят. Но мы их пока не приняли. Что скажешь, Иван Иваныч?

– Решай сам, а мое слово такое: полная сдача на твою милость, без условий, – спокойно ответил я, – либо гнать взашей и штурмовать до полной победы. Ибо если сейчас спуск дадим, почитай, зря начинали.

Воеводы недовольно закрутили бородами, зароптали, но высказался один Холмский:

– Можить, сначала выслушаем казанцев, а потом будем решать? Так оно верней будет, государь…

– Так и сделаем, – после недолгого раздумья решил Иван. – Пущай приходят. Останешься с нами, князь, или к себе отдыхать отправишься? Смотрю, с лица сходишь ты – видать, тяжело…

– Останусь… – усмехнулся я, смотря на разочарованные морды воевод. Хотя на самом деле больше всего хотелось плюнуть на все, нажраться и завалиться спать.

Очень скоро в шатре княжича появились несколько почтенных старцев в белоснежных чалмах. Очень ожидаемо они даже не пытались выторговать капитуляцию, а предлагали просто восстановление протектората русского государя над Казанским ханством с сохранением правления хана Ильхама.

Переговоры продлились почти до вечера, но с мертвой точки так и не сдвинулись. Татары упорно стояли на своем и не поступались ни пядью. Скорее всего, просто затягивали время.

Мне все это надоело до чертиков. Я склонился к княжичу и шепнул ему:

– Дозволь слово молвить.

Иван кивнул.

– Гони ты их взашей. Слово даю, к утру опять припрутся и уже на коленях будут уговаривать о милости.

Иван Молодой помолчал и коротко сказал, как отрубил:

– Пошли вон…

Скажу сразу, все случилось, как я и пообещал.

Всю ночь Фен обрабатывал Казань ракетами, а с рассветом опять приперлось посольство, уже гораздо более сговорчивое.