Изменить размер шрифта - +
Поэтому я решил остаться в Москве. Естественно, только с вашего разрешения. Здесь я достигну гораздо большего. Особенно под патронатом контессы Теодории, в будущем супруги русского государя. К тому же таким образом я смогу стать проводником ваших решений в Московии.

Вот только сейчас до меня дошел замысел ломбардца. Твою же мать… не голова у парня, а клад настоящий. Все верно, в Европе он никто, бастард захудалого ломбардского рода, что будет висеть на нем клеймом всю жизнь, а брак с какой-нибудь родовитой русской боярыней, как вдовой, так и молодухой, автоматом выведет его в элиту русского дворянства. За продвижением при дворе тоже дело на станет, Феодоре нужны свои верные люди. Да и мне в высших эшелонах русской власти не помешают. Умно, спору нет, но… да, есть одно жирное «но».

– Вы понимаете, что католик на Руси никогда не станет своим? На вас всегда будут смотреть как на чужака. Мой случай вам не пример.

– Понимаю… – быстро ответил Луиджи. – Все понимаю, сир… – Он слегка запнулся. – Я попробую решить этот вопрос.

– Как?

– Я отрекусь от католичества и стану православным.

Я невольно задумался. Да уж, разрыв шаблона. В наше время религия для людей – не пустое место. За свои убеждения на костер идут, но не отрекаются. А этот… Хотя его набожность всегда была нарочитой, ненастоящей, я еще раньше это подмечал. Ну и как поступить? Быстро давать разрешение ни в коем случае нельзя. По идее, прямо сейчас я должен его немедля решительно заклеймить как вероотступника, взять под стражу и по возвращении передать в соответствующие церковные инстанции, то бишь в инквизицию, для последующих оргвыводов; думаю, не надо говорить каких? Любое другое решение будет выглядеть не чем иным, как пособничеством. Свои же не поймут. Ну и как поступить? Нет ли здесь провокации?

– Ты соображаешь, в чем мне признаешься?

– Да, сир.

– А не боишься, что я прикажу тебя немедля заковать в цепи за вероотступничество?

– Боюсь, сир… – побледнев, тихо ответил Луиджи. – Я понимаю, кем выгляжу в ваших глазах, но надеюсь на вашу милость.

– Правильно боишься. Почему именно сейчас ты решил ко мне обратиться?

– Все просто, сир… – Ломбардец нервно улыбнулся. – Только сейчас я окончательно решился. А если бы промедлил, опять начал бы сомневаться. Надеюсь, вы поймете меня правильно.

– Надейся, больше тебе ничего не остается, – строго и недовольно бросил я после некоторой паузы. – Считай, что услышан мной. Но вопросы женитьбы и веры обговорим позже.

А для себя решил дать окончательное разрешение, только тщательно обдумав ситуацию.

– Благодарю, сир… – Ломбардец поклонился чуть более почтительно, чем обычно. – В любом случае моя верность вам останется неизменной.

После разговора с Луиджи я выехал на один из холмов, внимательно осмотрелся и дал команду останавливаться. Это место я выбрал еще вчера, во время рекогносцировки, и оно как нельзя лучше подходило для задуманного. С правой стороны нас прикрывает река, а с левой – ряд поросших густым лесом высоких холмов. Татары находятся примерно в той стороне и если все-таки решатся атаковать, то смогут это сделать только в одном месте: через вот этот широкий распадок. Причем только в компактном строю, без особой возможности маневра. Ну не полезут же они через лес…

Почти весь обозный люд сразу после высадки заменили вятские ратники, опытные вояки, больше похожие на разбойников, чем на строевых воинов. Еще те головорезы, закаленные рейдерскими набегами на казанские земли.

Быстрый переход