. Но у вас есть одна-единственная возможность остаться в живых…
Аяп облизнул пересохшие губы.
— Какая, великий хан?
— Если вы оба будете служить мне!
— Как именно?
— Тебя, Аяп, я сразу отпущу — и ты поедешь домой, в Торческ… Там ты станешь моими ушами и глазами! Понял?
— Не совсем, хан.
— Ты будешь вынюхивать, как пёс, возле хана Кунтувдея все, что может меня интересовать, и прежде всего — когда, куда и какими силами киевские князья будут готовить поход. К тебе тайно приедет мой посланец, он покажет тебе вот такую тамгу, — Кончак достал из кармана кружок кожи с изображением на нём собачьей головы между двумя перекрещенными стрелами, — расскажет тебе про сына Куна, а ты ему поведаешь все, что до того времени выведаешь…
— А мой сын?
— Кун останется заложником. И если ты предашь, я прикажу с него, живого, содрать кожу…
— О боги! Клянусь, хан, я буду верным тебе, как пёс! — воскликнул Аяп.
— Отслужишь верно три года — я его отпущу… Но помни: жизнь твоего сына отныне в твоих делах!
— Можешь верить мне, великий хан! — горячо заверил Аяп. — Прошу только одно…
— Ну?
— Знаю, Куну будет нелегко, остаётся он в неволе, и стеречь его будут старательней, чем других бранцев. Только бы кормили его как следует… А я уж постараюсь!
— Ты разумный, Аяп, — сказал Кончак и обратился к Куну: — А что скажешь ты, парень? Хотя, что бы ты ни сказал, это дела не изменит. Тебя и вправду стеречь станут строго…
Кончак прекратил разговор. К ним приближался хан Туглий, а позади него конюший вёл в поводу приготовленного в дорогу коня.
5
За Сулой войско разделилось надвое: Всеволод Чермный и черные клобуки направились к Киеву, а Игорь с братом Всеволодом повернул на север, в Северскую землю.
Дорога стала полегче: снова ударил мороз и ледяным панцирем сковал реки и талые воды в степи. Однако Игорь не торопился, поскольку вёл с собою большой полон и вызволенных бранцев.
За Ромном к нему подвели трёх смердов-севрюков. Те с плачем бросились перед ним на колени.
— Княже Игорь! Княже Игорь!
— Погодите, не все сразу… Откуда вы? Что случилось?
Вперёд выступил старший, затряс густой взлохмаченной бородой, глухо заговорил:
— Княже, беда!.. На Путивльскую землю напал с войском переяславский Владимир…
— Как напал? Что ты говоришь? — Игорь побледнел. — Когда? Где он сейчас?
— Пограбил села и городки, забрал скотину, зерно, вывел немало людей и пошёл в свою Переяславщину…
— А Путивль? Что с Путивлем?
— Путивль обошёл. Побоялся, видать, задержаться под ним — хотя отряд там и не велик, зато валы высокие и ворота крепкие — взять нелегко…
— Проклятье! — воскликнул Игорь. — Так вот почему он откололся от нас и поспешил назад! Захотел, значит, отомстить мне! Не смог на половцев напасть, так Северскую землю погромил… Проклятый!
Князь Всеволод насупился — не знал, как ему быть. Владимир — его близкий родич, брат жены, княгини Ольги. Как же у него поднялась рука на Северскую землю, на волость Игоря, на Олеговичей?
Юный Владимир Игоревич побледнел. Губы его дрожали, на глазах выступили слезы. Едва успел получить княжество, как его разграбили. И кто? Не половцы, а русский князь, такой же Рюрикович, как и все они!
Но больше всех разъярился Игорь. В душе он чувствовал, что и сам виноват в том, что случилось. |