— У меня сегодня, конечно, день потрясений — древние мифы оживают! — начал он.

— Я не древний миф! — обиделся Митя.

— Но даже в древних мифах живой мертвец не может заводить детей! — не позволил перебить себя Ингвар.

— Это вы к чему? — переспросил Митя и даже сам почувствовал, что вопрос его прозвучал как-то… туповато.

— К тому, что ежели сказочный Кощей и вправду был личем — он не мог быть родоначальником Кровных Моранычей! А если он был первым Моранычем, то не мог быть личем!

— А… как же? — глупо пробормотал Митя. Чтоб тебя те самые личи поели, колбаса германская! Очевидная же, общеизвестная вещь: Кощей Моранович, прозванный Бессмертным, был личем. И другая очевидная вещь: от первого, Истинного, Мораныча, пошли все Кровные роды Моранычей в империи. А теперь как?

— А я знаю? — возмутился Ингвар. — Это ж ваши сказки! Вы, господа Кровные, как безграмотные крестьяне: те в ведьм верят, а вы — что от мертвеца могут дети народиться!

— Ну так ведьмы существуют… — рассеяно отозвался Митя.

Ингвар захохотал: совершенно плебейски, дергаясь всем телом и всхрюкивая, потому что зажимал себе ладонями рот, чтоб хохот не услышали за пределами комнаты.

— Какой вы все-таки смешной, Митя! — наконец протянул он, мотая головой как лошадь. — Свееетский лев, петербуржец, а такой легковерный! Ведьмы… существуют… ооох, не могу!

— А хотите пари, Ингвар? — вкрадчиво предложил Митя. Треклятый германец парой слов перевернул его представления о мире, будет только справедливым отплатить ему тем же! — Я вам докажу, что ведьмы — существуют, а вы… Почините автоматоны! И мой, и Зиночкин!

Ингвар посмотрел на Митю снисходительно, и даже сверху вниз:

— Я починил ваш автоматон, Митя. И Зиночкин тоже.

— То есть… как?

— А так! Вы сделали то, чего я от вас никак не ожидал: защитили невиновных оборотней, которых даже я обвинял, и спасли девушек в гимназии. Я решил, что сделаю то, чего не ждете вы. У вас же завтра… — Ингвар покосился на темноту за окном и уточнил. — Почитай, уже нынче именины, верно?

— На Дмитрия Ростовского, я же говорил, — начал Митя. Хотя нет, он это альву говорил. И зачем-то пустился в объяснения. — Родился-то я тремя днями позже, тридцать первого октября, но там в святках Козьма с Дамианом, вот родители и выбрали, а то мучился бы, как тот призрак петербургского чиновника у Гоголя, что шинели сдергивал. А мне сие неприлично: и как сыну Кровной княжны и как сыну полицейского, — и он наконец выпалил. — Почему вы раньше не сказали?

— Ждал, пока вы меня попросите. Просто попросить, Митя. Неплохо бы вам этому научиться, вместо того, чтоб заключать тупейшие пари! Но избавить вас от невыносимой самоуверенности будет благим деянием, — германец почти брезгливо протянул Мите руку. — Покажите мне вашу ведьму, и я докажу, что все ее фокусы — не больше, чем фокусы! Мошенничество и ловкость рук. А вы, — он на мгновение задумался и тут же его губы скривила улыбка. — Вы скажете правду! Что вы все выдумали, и никакой не Истинный Князь!

— Так правду или что не Истинный? — принимая протянутую ему руку, поинтересовался Митя.

— Вот вы… — Ингвар отшвырнул его ладонь. — Так и норовите весь мой мир перевернуть.