— До утра нам возиться не с руки. Эй, ты! Сколько тут твоих кукол, а? Семь? Восемь? — он обернулся к каббалисту. — Что уставился? Жирдяй, пусти его! — Жирдяй отпустил, и тощий палкой подцепил каббалиста под подбородок, заставляя поднять голову. — Зови всех, как ты там их зовешь! Пущай сюда свои глиняные зады тащут!
— Вы знаете, чего это стоит — голема сделать? Сколько расчетов… — прохрипел каббалист.
Тощий ткнул его палкой в грудь.
— Ты не о куклах своих, ты о себе думай! — со зловещей ласковостью процедил он. — Делай, что тебе говорят, не то… — он снова замахнулся дубинкой.
Каббалист отпрянул, покосился на лежащего Карташова, стоящего на коленях Пахомова и хмуро буркнул:
— Меня-то не бейте!
— Не бееейтеее? — издевательски протянул тощий. — А якщо вдарю? Что ты мне сделаешь?
И… Бац! Бац! Палка прошлась каббалисту по плечам, заставив его обхватить себя руками и присесть от боли.
— Я говорю: до крови не бейте! — выкрикнул он, вскидывая голову и требовательно глядя своему мучителю в лицо.
— Командовать вздумал? я тебе что, навроде глиняных кукол? — тощий зло прищурился…
— Эй-эй! — вскинулся Шнырь. — пан говорил, чтоб пока с истуканами не покончим, жида не трогали!
— Пана и послухать можно, а христопродавцы всякие мне тут указывать не будут! — рявкнул тощий и… дубинка с силой врезалась каббалисту в нос.
В подставленные ладони хлынула кровь.
Каббалист улыбнулся — треснувшие стекла пенсне зло и остро сверкнули в свете фонаря. И выплеснул кровь из ладоней на землю.
И наступила тишина.
Звуки стройки смолкли.
Сгребающий землю голем остановился, выпрямился и повернулся к людям на насыпи. Тусклые огоньки в его пустых глазницах начали разгораться и вспыхнули кострами багрово-алого пламени!
Недостроенная насыпь задрожала, будто по ней уже ехал поезд! Загрохотал топот тяжелых ног и пары пламенеющих глаз ринулись со всех сторон!
Самыми сообразительными оказались Петр и его охранник в мундире городового. Они кубарем скатились с насыпи и кинулись бежать.
Пахомова обдало теплым воздухом — голем пронесся мимо. Петр обернулся. Заквохтал, как квохчет курица, когда неумелая хозяйка уже прижала ее к колоде и заносит нож. Споткнулся на бегу и скорчился, закрывая голову руками и непрестанно вопя. Банг! Громадная ножища просто вдавила его в землю. Еще мгновение он шевелился, потом дернулся и затих. Вокруг медленно расплывалось кровавое пятно.
Голем побежал дальше. Один шаг глиняных ножищ — и он покрыл половину расстояния между собой и охранником. Еще шаг — они поравнялись. Голем сгреб человека, как ребенок хватает куклу и… Хруст был неслышен. Просто охранник сперва дернулся в хватке глиняных ручищ, а потом обвис — голова и руки свисали из глиняного кулака.
— Не подходи! — заорал Иван, хватаясь за бомбу в сундуке.
Он успел лишь увидеть, как стремительно надвигаются на него пылающие фонари глаз.
Глиняные пальцы сомкнулись на его голове. Хрясь! Руки его разжались, бомба упала внутрь сундука на ветошь, а тело еще мгновение стояло… И завалилось набок. Шея была неестественно вывернута.
— А-а-а-а! — успел заорать Жирдяй прежде, чем громадная лапища смахнула его с насыпи. Он подлетел в воздух, судорожно дергая руками и ногами. Шлепнулся об подставленную глиняную ладонь, подлетел снова, пронзительно вереща и рухнул наземь изломанной куклой.
— Бух! Бух! Бух! — алые глаза големов сверкали над насыпью, кулачищи колотили по мечущимся Шнырю и Мордатому. |