А я так и не спросила, что же он делал вечером в том крыле замка, где мы встретились, и почему был одет так, чтоб его не было видно в темноте…

* * *

На обед давали прекрасный гороховый суп с копчеными ребрышками и ароматный ситный хлеб. К слову, Габриэль изголодалась за первую половину дня, так что Аделаиде, которая намеренно подсела к нам поближе, ничего не досталось. Но она все равно развлекала нас сплетнями, а из них я почерпнула нечто новое и полезное, о чем нам пока не торопились рассказывать. Оказывается, куколка того сноходца, бывшего владельца замка, находится на нижних уровнях замковых подвалов. Аделаида, страшно округлив глаза и не забывая работать ложкой, расписывала каменный гроб, где и находится то, что осталось от мужчины. Правда, выяснилось, что это не сама она видела, а девочки рассказывали. Что, мол, даже превратившись в пустую куколку, этот несчастный очень красив и что если подойти ближе, то можно увидеть, как по щекам его текут слезы.

– Стоп, – сказала тут Габриэль, – я никогда не слышала, чтоб куколки плакали. Они же высыхают, и внутри пустые.

– Его душу держит в плену Урм-аш, проклятый дух Сонной немочи, – без тени сомнения уверила Аделаида. – Его еще можно спасти.

– Прямо спящий принц какой-то. – Габриэль усмехнулась, но было заметно, что она задумалась.

А мне показалось, что все, рассказанное Аделаидой, – сущие выдумки, и эти байки о том, что глубоко в подвалах спрятан каменный гроб с куколкой, – из числа страшных историй, которые иногда рассказывают в ночь Всех. Если бы здесь и нашли куколку того несчастного, вряд ли бы ее оставили где-то под фундаментом. Наверное, просто предали бы огню, ведь куколка – это не более чем пустые останки, покинутые душой уже навсегда.

После обеда нам было выделено время на стирку и уборку. Габриэль, конечно, повздыхала над нижними сорочками, но мужественно прополоскала их в тазу. А я… я сперва думала, не предложить ли ей свою помощь, но потом решила, что все-таки не хочу быть вечной прачкой. Впрочем, мы все это делали, весело болтая, и стало понятно, что Габриэль от меня ничего такого и не ждала.

Потом я отправилась в библиотеку, на занятия с мастером Бристом, и мы просидели за книгами до самой ночи. Чтение… давалось мне тяжело. Не потому, что я была глупа, как мне об этом частенько говорила матушка, а потому, что время было упущено, и теперь, как сказал мастер Брист, мне все будет тяжело – даже то, что легко осваивают дети. Но я честно старалась. И под конец расплакалась оттого, что буквы сплетались корешками-закорючками, и я терялась средь них, как путник, забредший в лесную чащу. Тогда мастер Брист смилостивился, заявил, что я и так делаю прекрасные успехи, и предложил проводить до комнаты, потому что за окнами давно стемнело, а по известным нам причинам по замку лучше ходить парами.

Пока мы шли по темным коридорам, Орнус Брист молчал, только уже на подходе к женскому крылу осторожно тронул меня за локоть.

– Ильсара…

– Да?

Мы остановились напротив двери в мою комнату, и некоторое время наставник молча меня рассматривал, явно что-то обдумывая. Затем, наконец, сказал:

– Будьте осторожны и осмотрительны. Порой люди, которые нас окружают, могут оказаться совсем не тем, чем кажутся.

Я моргнула. Что – или кого – он имел в виду? Кодеуса Клайса? Гвейлу Шиниас? Кого?

– И не забывайте принимать на ночь настойку, – добавил он уже с улыбкой, – с вашим низким порогом чувствительности это просто необходимо.