И запнулась, глядя в блестящие глаза парня, по выражению которых было совершенно невозможно что-либо понять.

– Ильса, – он бросил молниеносный взгляд в сторону мрачной, словно грозовая туча, Габриэль, – тебе вовсе не нужно краснеть и заикаться, если ты хочешь меня о чем-то попросить. Поверь, я тебе – не враг. И если тебе нужно, чтобы кто-то проводил тебя к Бристу, а затем обратно, – я это сделаю. Мне несложно.

Я рассеянно кивнула и невольно нащупала в кармане кулон. Теперь, правда, там лежал и тот злополучный клочок бумаги. Интересно, это ар Мориш настолько меня ненавидит? Или кто-нибудь еще?

– Идемте, – решительно сказал Альберт и взял под мышку тетрадь.

Через полчаса я уже стучалась в рабочий кабинет Орнуса Бриста и, заслышав басовитое «входите», толкнула тяжелую дверь.

…И меня тут же, бережно заворачивая в кокон, обволокло запахами древесины и лака. Неожиданно для кабинета мастера клинков.

Я быстро огляделась и поймала себя на том, что улыбаюсь – улыбаюсь вопреки всему, что со мной случилось за последние дни.

Я никогда не бывала здесь раньше – и очень жаль. В светлом, с тремя окнами кабинете все казалось воздушным, словно летящим, сплетенным из тонкой золотистой паутины. Хитрость в том, что завитки, сложные плетения, почти невообразимые изгибы – все это было из дерева. Изысканные спинки стульев, такие ажурные, что к ним страшно прикоснуться, – деревянные. И кресло-качалка в углу – тоже. И даже панели на стенах с резными орнаментами из листьев выполнены из светлого, почти белого дерева. Единственное, пожалуй, что здесь не выглядело воздушным и как будто выплетенным, так это два больших тяжелых стола. К дальнему крепились тиски, самые настоящие, какие я видела не раз в деревне, и там же были разложены светлые доски и стояли бутылочки с темной жидкостью, вероятно, с лаком. На столе, который стоял ближе к двери, были беспорядочно свалены в кучу книги и свитки.

Сам же хозяин этого великолепия, с закатанными по локоть рукавами рубашки, стоял у дальнего стола и перебирал какие-то дощечки, рассматривая их на свет. Выглядел он совсем как богатый ремесленник, краснодеревщик – так мирно, так спокойно. И лицо расслаблено, морщины разгладились, на губах мимолетная улыбка. Разом помолодел лет на пять.

– А, Ильса, проходи, – беззаботно сказал он, – бери стул. Я тут немножко занят.

– Как у вас… необычно, – только и сказала я.

Мне уже и не хотелось говорить с наставником о подброшенной записке. Казалось, стоит только завести речь об таком – и светлое очарование этой комнаты мгновенно окажется испорченным, перепачканным чьей-то гнилостной ненавистью.

– Я развлекаю себя как могу, – с улыбкой ответил мастер. – Если бы я не отвлекался на все это, – обвел рукой пространство, – то уже бы повредился рассудком… Сноходцам вообще полезно как-то отвлекаться, благо что позволить себе мы это можем. Да и ты сможешь, не смотри так.

Он наконец отложил свои деревяшки, подошел ко мне, окинул изучающим взглядом, склонил голову к плечу – ну ни дать ни взять умудренный жизнью ворон. Только вороны черные, с красивым отливом, а этот… почти весь седой. Лишь глаза молодые, темные, как спелая ежевика.

– Что тебя привело ко мне? Занятие с тобой у нас вечером. Или отпроситься решила?

Я сглотнула. Еще раз огляделась. Красота. Такая, что дух захватывает, и хочется вознестись под самый потолок среди деревянного великолепия… Кто бы мог подумать, что мастер Брист делает подобные вещи?

И снова я поежилась при мысли о том, что вот сейчас испорчу, запятнаю весь этот древесный свет.