– Мы считали его просто слизняком. Ни у кого не возникало даже предположения, что он зайдет так далеко.
– Кто – он? – слабо прошептала я.
– Ну кто, кто, герцог несостоявшийся, – сквозь зубы процедил Клайс. А потом взорвался: – Идиот! Я теряю уже второго сноходца!
«Почему – второго?» – сонно думала я.
– Мастер Брист придет ко мне еще раз? – тихонько спросила я, чтобы разбавить повисшую тишину.
Клайс окинул меня хмурым взглядом.
– Брист уехал из замка, ему нужно кое-что выяснить. Но, думаю, когда он вернется, многое станет ясным. Заодно и то, почему у тебя такая совместимость дара с этим недоумком. Всему должно быть здравое объяснение.
Он помолчал еще и поднялся со стула.
– Выздоравливай. И знаешь что? Пожалуй, я распоряжусь, чтобы кто-то дежурил рядом с тобой по ночам…
– Это связано с князем Долины? – вяло удивилась я.
– Нет, – Клайс сжал губы, – это связано с тем, Ильсара, что убийца все еще не найден, и он все еще в замке. А ты совершенно одна в лекарской. А такой дар, как у тебя…
Умолк и, кивнув на прощание, быстро вышел.
Потом… приходили многие. Габриэль, которая сидела рядышком, держала меня за руку и тихо плакала вместе со мной. Аделаида, которая пыталась меня расшевелить большой сдобной булкой с маком. Альберт, который очень деликатно пытался расспросить, что же произошло, но ничего не добился – мне не хотелось больше говорить о случившемся. Приходили и другие ученики, приносили что-то вкусненькое – кто печенье, кто зефир. Но все эти прекрасные вещи на языке неизменно обретали вкус пепла, смешанного с землей, а я все пыталась понять, отчего так болит душа и должна ли я принять Винсента таким, каков он на самом деле: чудовищем, качающим силу из страданий других.
Я пыталась – и не могла. В сердце кто-то выкромсал дыру, истекающую кровью. Я бы все отдала, лишь бы увидеть его снова. И все бы отдала, чтобы больше не видеть никогда.
Дни катились чередой. Наверное, мне становилось чуть лучше, но как-то медленно и неохотно. Фелиция недовольно хмыкала, заставляя меня принимать на ночь снадобье, чтоб ничего не снилось. И мне не снилось – ни разу, за исключением одной ночи.
Как это случилось, сама не знаю.
Я снова провалилась в привычное для меня место. Там были розовые кусты, но дома за ними не оказалось: обугленные развалины. Я ходила и трогала обгорелые бревна в надежде услышать хоть что-нибудь. А потом меня словно швырнуло совсем в другой сон, и я… увидела…
Совершенно обнаженное тело, подвешенное к потолку. Струйки крови, стекающие по светлой коже, они частыми каплями падали на пол, собираясь в лужицу. А перед телом стояла девушка в нарядном платье.
– Дай мне сдохнуть, – сказал Винсент.
– Э нет, – Флавия хихикнула и потерла руки, – ты об этом просишь, но еще никогда не хотел жить так сильно. За все надо платить, Винс. И за то, что ослушался, – тоже.
– Если ты не остановишься, я умру. И ты останешься совсем одна, – его едва различимый шепот заставлял меня корчиться от боли в том странном сне.
– Не оставляй меня! – крикнула Флавия и всхлипнула, совсем как девочка. – Не оставляй! Прости, прости меня!
Картинка сменилась другой. Теперь Винсент лежал на кушетке, укрытый теплым одеялом, а она стояла на коленях в изголовье и вливала ему в рот вино из серебряного кубка.
– Пей. Пей же! Иначе действительно умрешь, а я боюсь быть одна, ты же знаешь.
Я не понимала, что значили эти кошмары.
Дух Сонной немочи мстит Винсенту за то, что он меня вытолкнул в мир живых?
Но если Урм-аш имеет такую власть над Винсентом, он уже никогда не выберется из Долины…
Я проснулась в слезах и с чувством, что видела то, что не предназначалось для моих глаз и ушей. |