Изменить размер шрифта - +
Где-то в богадельне нашли престарелого  слепого
инвалида Антипыча, двадцать лет назад служившего  сторожем  в  крепости...
Инвалид указал на какого-то огородника, а этот на дьячка Казанской церкви,
видевшего когда-то при переборке церковных дел у покойного протоиерея отца
Петра сундук с бумагами и в нем некий важный, особо хранившийся пакет.
   Бросились  искать  семью  отца  Петра.  Прямого  потомства  у  него  не
оказалось. Нашли его внучку, дочь его племянницы Варвары, жену  сенатского
писца. Ее навестил сам Архаров, но также ничего  не  добился.  Куда  делся
сундук с бумагами отца Петра и был ли он, с другою рухлядью, по его смерти
отослан племяннице в Москву, или иному кому, никто этого не знал.
   Дело объяснилось впоследствии, в глубине Украины, в уединенном и бедном
монастыре, где некогда поселилась Ирина и где  она,  приняв  окончательный
постриг, тихо скончалась в престарелых годах, горячо молясь за погибшего в
море жениха, раба божьего Павла.
   В числе немногих вещей покойной нашли пачку бумаг с надписью: "От  отца
Петра" - и между ними засохшую миртовую ветвь,  при  письме  одной  важной
особы. Бумаги у игуменьи выпросил на  время  и  зачитал  любитель  старины
сосед, кончивший впоследствии жизнь в чужих краях.


   ...Граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский женился в год  путешествия
в чужие края графа и графини Северных. Его побочный  сын  от  таинственной
княжны Таракановой, Александр Чесменский, умер в чине  бригадира  в  конце
прошлого века.
   Пережив  императрицу  Екатерину  и  императора  Павла,   граф   Алексей
Григорьевич оставил после себя  единственную,  умершую  безбрачною,  дочь,
известную графиню Анну Алексеевну, и скончался  в  Москве  в  царствование
императора Александра I, накануне рождества, в 1807 году.
   Преследовали ли его при кончине угрызения совести  за  его  поступок  с
Таракановой, или в крепкую душу графа Алехана до конца жизни  не  западало
укоров совести - неизвестно.
   Сохранилось, впрочем, достоверное предание, что предсмертные муки графа
Алексея Григорьевича были особенно  невыносимы.  Чтоб  не  было  на  улице
слышно ужасных  стонов  и  криков  умирающего  "исполина  времен"  -  было
признано нужным заставить его домашний оркестр,  разучивавший  в  соседнем
флигеле какую-то сонату, играть как можно громче.

   1882

Быстрый переход