|
Хотел, видно, пробудить в ней желание, но лишь распалился сам. Насел сверху, навалился, подмял, как жеребец — кобылу, зарычал, ухнул — и отпустил. Быстро управился. Наталья подумала — всё. Ан нет. Владимир не успокоился. — Разоблачись, — хрипло бросил он. Наталия противиться не посмела. Развязала поясок, сняла одежку и исподнее, замерла, чувствуя себя рабыней на рынке, которую оглядывает купец. — Хороша, — одобрил наконец Владимир, шлепнул Наталию по ягодице: не ударил — приласкал. — Оденься и иди в спаленку. Там жди. Уже у дверей окликнул: — Стой! Подошел, взял двумя пальцами за подбородок: — Ничего мне сказать не хочешь? — Что тебе будет угодно услышать, мой господин? — чуть слышно проговорила Наталия. — Гордая, — похвалил князь. — И умная. Знаешь, что я своему слову хозяин. Не дрожи. Никто больше тебя не обидит. И сына твоего… Нашего. Никто… — сильнее сжал пальцы.-…Кроме меня. Владимир отпустил Натальино лицо. На нежной коже остались красные следы. — Иди, — велел князь. — И помни: твое счастье зависит от моего. Так что постарайся, чтобы я был счастлив. И тогда ты узнаешь, насколько я лучше моего брата. Ты поняла, княгиня? — Поняла, — глядя в пол, прошептала Наталия. Владимир не видел ее глаз и не мог услышать мыслей ромейки. К счастью для нее. Глава шестая, В КОТОРОЙ ЛЮДИ РЕШАЮТ ЗА БОГОВ — Почему ты его отпустил? — Князь-воевода Артём мрачно уставился на воеводу Пежича. Воеводы не были особо близкими друзьями, но оба варяги. Считай, братья по оружию. Не родные, но — свои. — Я поступил по Правде, — спокойно ответил Пежич. — Сам посуди: не драться же мне с Путятой? Он ведь не нурман какой-нибудь, а наш, Полянский. Тем более виру и головное он уже заплатил. — Путята — не варяг! — бросил Артём. — А убили варягов! — Согласен, — не стал спорить Пежич. — Но опять же сам посуди: что они были за варяги? Одиннадцать лет Олруд служил ромеям. В Киеве меньше двух лет живет. Ты это знаешь. Твой отец сам помогал ему обустраиваться. — Он был родичем старого Рёреха! — напомнил Артём. — Ну так пусть Рёрех и спросит с убийц, — пожал плечами Пежич. — А я тебя другом считал, — мрачно проговорил Артём. — А я и есть твой друг, — спокойно сказал Пежич. — Олруда с сыном жаль, но для твоего рода, Артём Серегеич, его смерть благо. — Думай, что говоришь, воевода! — А ты сам посуди: первый жребий пал на твоего брата. Его князь забрал. Вроде как на себя принял. Но жертва-то Сварогу все равно нужна. Это же не твой распятый бог, которому одних лишь слов довольно. Осерчает Сварог — не будет нам на этой земле удачи. — Сам придумал? — Добрыня сказал. Артём глянул исподлобья на Пежича, подумал… И кивнул. Простил. Пежич вздохнул шумно, заулыбался, хлопнул Артёма по плечу: — Как женка молодая, Доброслава? Люба? — Толкова, — ответил Артём. |
