– Но мне тоже не помешает себя прикрыть». Он снял один ботинок и подбросил его в спальню. Когда тот ударился о дальнюю стену, разбивая что-то стеклянное на пути, раздался неизбежный выстрел, Малчек уже находился за дверным проемом, закрывая предательский свет толчком руки. Дверь хлопнула, защелкнувшись на задвижку, и холл погрузился в такую же непроглядную тьму, как и в спальне, что уравнивало шансы Эдисона и Малчека.
Малчек стянул с ноги второй ботинок, опустился на ковер и, подтягиваясь вперед на локтях – в одной руке ботинок, в другой пистолет, – подполз к двери спальни с другой стороны. Разумеется, его уже ждали, как и повторения трюка. К сожалению, Малчек больше ничего не мог предпринять и, зная ход мыслей Эдисона, он бросил в сторону спальни второй ботинок. Как он и предполагал, из спальни снова выстрелили. На этот раз одна пуля прошла через дверь в холл, другая – повыше, а третья – пониже. Все три пули попали в противоположную стену. Малчек же и не собирался входить в комнату, ему нужна была лишь вспышка, чего он и добился.
Малчек ответил тремя выстрелами, нацеленными в центр вспышки, которая еще стояла у него перед глазами. Звериный вопль раздался в темноте, и в наступившей затем тишине послышался треск рвущейся материи. Малчек увидел, как тяжелые длинные шторы оторвались от карниза, сдернутые рукой падающего человека. Малчек видел, как под складками ткани темная фигура забилась в конвульсиях, затем проползла немного вперед, снова дернулась и, наконец замерла.
Упершись лбом в ковер, Малчек выжидал, стараясь дышать как можно тише. Единственные звуки, которые он слышал, доносились снаружи. «Может быть, они заглушают дыхание Эдисона, – думал Малчек. – Он мог просто разыграть спектакль. Вдруг он лежит там так же как и я здесь. Прислушиваясь».
Минуты тянулись, и Малчек знал, что в конце концов ему придется действовать согласно инстинкту или вопреки ему. Перекатившись к стене, он медленно поднялся. Глубоко вдохнув, Малчек, держа в вытянутых руках револьвер, и напряженно последовал за ним, готовый упасть на пол при первом же шорохе в спальне.
Но шороха не было.
Обогнув косяк и войдя в темную комнату, Малчек прислонился к косяку спиной и стал прислушиваться. Ни звука. Выключатель упирался Малчеку в спину, и он, поднятым вверх плечом нажал на него, все еще держа обеими руками револьвер, нацеленный на темную груду под бледнеющим прямоугольником окна.
Выключатель щелкнул, и, моргая от яркого света, Малчек увидел, что затянутая в кожу фигура лежит без движения, голова неестественно повернута, а рот расслабленно открыт под забралом шлема. В свете, льющемся с потолка, провал в центре пластика казался пустой глазницей циклопа. Кончено. Он наконец-то его достал.
Но долгожданный триумф почему-то не ощущался. Вместо него было лишь слегка тошнотное облегчение от того, что это не он лежит сейчас на полу, и пустая боль где-то под ложечкой, которая появлялась каждый раз, когда он убивал, независимо от обстоятельств.
Малчек обошел кровать и толкнул тело ногой. Без сомнения, мертв. Сдавленное шлемом, искаженное дымчатым пластиком забрала лицо было вялым и пустым, с полуоткрытыми глазами.
Направившись к двери, Малчек окликнул:
– Клер? Все в порядке. Можешь выходить. Клер!
Наклонив голову, он услышал, как она задвигалась, выбираясь из ванны. На улице не стихали шум и крики, достаточно громкие, чтобы заглушить выстрелы. Гроган, наверно, думает, что Малчек вытащил Клер из дома через заднюю дверь.
Послышался щелчок выключателя света в ванной, и Клер открыла дверь. Ему следовало бы на нее за это рассердиться: с таким же успехом на его месте мог оказаться Эдисон, зовущий ее по имени.
– Все в порядке, – сказал Малчек тихо, – он мертв. Остатки адреналина еще пульсировали в венах Малчека, и он чувствовал, как возбуждение охватывает его тело. |