– Если бы у тебя был русский дедушка, ты бы то же самое говорила.

Что бы эта фраза ни означала, звучала она ужасно.

Темноту, казалось, можно было пощупать, она была плотнее вокруг деревьев, безразличных к спасающимся от смерти людям.

– Знаешь, кто-то платит деньги, чтобы построить такие лабиринты, – выдохнула она, когда они прислонились к очередной древней колонне.

– Слышал. Не останавливайся, продолжай идти.

Он потянул ее от дерева, но почти сразу же натолкнулся на что-то еще.

– Осторожно. Здесь упавший ствол.

Клер протянула вперед руку, нащупывая мокрую ткань его куртки, а затем горизонтальные края шершавого ствола.

– Давай мы через него переберемся и отдохнем.

– Хорошо. – Майк согласился с ее предложением без энтузиазма, но начал двигаться вправо, прижимаясь к дереву. Оно не было таким большим, как то, что они использовали в качестве мишени в лесу несколько дней назад. Воздух проплывал над его поверхностью и касался лица Клер, нежный зефир по сравнению с неистовым ураганом, завывающим наверху в ночи. Внезапно Майк качнулся влево, и она выпустила его руку. Послышался треск, а затем наступило молчание.

– Майк!

– Я здесь. Ствол прогнивший, с дуплом на краю. Иди вперед, и ты найдешь меня.

Почти сразу же ее пальцы нащупали провал в сломанном стволе, и она, пробираясь вдоль внутренней поверхности, чуть не упала на Майка, который сидел на мягкой подстилке из старых папоротников и гнилой древесины. Он поймал ее и на мгновение прижал к себе, прежде чем усадить рядом спиной к стволу.

Где-то очень высоко ветер бушевал в ветвях, как бешеное животное, мечущееся в безвыходном лабиринте. Внизу же он двигался через лес с тихим шепотом, а дождь казался не больше, чем водяной пылью. Вокруг колыхались и шелестели папоротники, и это было очень слабым эхом неистовства, творящегося наверху.

– Ты думаешь, он пойдет за нами?

Каждое движение папоротника, казалось, скрывало какую-то угрозу.

– Пока нет. Может быть, вообще не пойдет. Может быть, уже идет. Я не знаю.

Это был до странного неоднозначный ответ, и Клер, дрожа, прижалась к Малчеку, ища поддержки. Но ее не было. Только ответная дрожь, переходящая в конвульсивные спазмы. Его руки становились все холоднее.

Снова начинался озноб. Он поднял руку, на которой бледно-зеленым маячком в темноте светились часы.

– Точно по расписанию. Десять минут одиннадцатого.

– О, Майк, только не это, – Клер прильнула к нему, скорее пытаясь согреть, чем согреться самой. Озноб сотрясал Майка неровными судорогами, и его зубы выбивали дрожь во влажном воздухе.

– Все не так плохо, как в прошлый раз. Я, конечно, не утверждаю, что чувствую себя прекрасно… – его голос постепенно заглох.

Но все-таки теперь это было переносимо. Возможно, предстоящая лихорадка тоже будет менее жестокой. Это может означать разницу между жизнью и смертью. Конечно, спасаться бегством под холодным дождем в мокрой одежде – вряд ли лучшее лекарство от малярии. Но, по крайней мере, от пневмонии могут вылечить.

Внезапно за деревом зашелестели папоротники. Сильнее, чем раньше. Майк скорее почувствовал это, чем услышал. Что-то или кто-то шел с другой стороны поваленного дерева. И приближался. Надежда, что это может оказаться Гамбини, Терсон или лось, вспугнутый бурей и суматохой на шоссе, рассеялась при первом же звуке.

– Чертов легавый, я до тебя доберусь!

На мгновение Малчеку подумалось, что их обнаружили, но голос продолжал монотонно бормотать, и его тревога немного утихла. Он замер, как затаившееся животное. Клер сжалась, не дыша, рядом с ним. Снова начался приступ озноба, и Майк собрал в кулак всю свою волю, чтобы дрожь через папоротник не выдала их Эдисону, который остановился за стволом упавшего дерева.