– Когда я увидела тебя в первый раз, то поняла, что ты и есть тот парень, который возьмет меня с собой в самые лучшие места, – заявила Клер, продираясь вслед за ним. Шипы цеплялись за ее волосы.

– Да уж, я человек оригинальный, – признался он устало.

Майк на секунду закрыл лицо руками, потом обнял Клер.

– Конец пути, крошка. Дальше не идем.

– Давно пора.

– Пожалуй.

Сначала, усевшись, он чувствовал себя, как будто все еще бежал, его сердце громко стучало и дыхание прерывалось. Спокойно сидеть тоже было нелегко, когда хотелось втягивать в себя кислород и тереть гудящие ноги.

Когда-то Клер спросила его, примерно сто лет назад в лесу, не казалось ли ему неестественным учить ее стрелять среди такой красоты. Тогда он сказал, что нет, но только сейчас понял ее. Другие люди отправились в рестораны и на вечеринки. Они же сидели в середине колючего куста, пытаясь спастись от смерти. Ничего себе любовное приключение!

Когда все это безумие закончится, если оно закончится и они останутся живы, смогут ли они перенести шок обыкновенного счета за электричество? И будет ли им достаточно обыкновенных счетов и повседневных забот?

Потому что, когда он будет выписывать чек Тихоокеанской Газовой и Электрической компании, внутри него будет спать зверь. Зверь, которым он когда-то был. Майк мог только надеяться, что он будет спать тихо за улыбками, детьми, Клер, повседневностью. Но он никогда не умрет.

Никогда… Никогда.

– Как ты только можешь спать сидя? – возмущенно прошептала Клер.

Он моргнул и широко открыл глаза.

– Приучаешься в карауле. На случай, если капитану вздумается обойти посты.

Она легко коснулась его щеки.

– Ты все еще горишь. Ложись. Я покараулю.

Ему только оставалось выбрать, куда прислониться: к колючим веткам или к ней.

Внезапно Малчек проснулся, как от толчка, сна ни в одном глазу. Вокруг стало немного светлее или, точнее, не так темно. Не так-то легко определить время, когда голова разлетается на кусочки.

Дождь перестал, а ураган превратился в порывистый, безголосый бриз. Майк попытался глубоко вдохнуть, но не смог. Грудь словно была обвязана стальными прутьями. Он не мог понять, упала ли температура. Одежда все еще была сырой, но он совсем не чувствовал холода. Просто замечательно!

Когда он сел, стараясь двигаться очень медленно, каждый мускул, каждая кость в его теле запротестовали, и это слабое усилие вызвало у него тошноту. «А теперь нашего смелого и отважного героя вот-вот вырвет в кустах», – презрительно усмехнулся он над собой.

Вокруг не было слышно щебетания птиц. Почему? Через секунду он понял: Ритмичное движение сквозь подлесок, шаги, пауза, снова шуршание и треск. Это, несомненно, был человек. Лоси редко разговаривают сами с собой. Это научный факт.

Малчек медленно, осторожно выдохнул, внезапно вспомнив, что задержал дыхание в груди. Прошло еще несколько минут, и донесся новый звук. Он почувствовал, что не прочь выругаться и сам. Эдисон мочился, Майк слышал журчание, за которым последовал возглас облегчения и короткий звук застегиваемой ширинки. Если только у Эдисона нет болезни почек, следующий раз ему захочется в сортир не раньше, чем несколько часов, а ведь Малчек мог бы использовать эту возможность. Чуть больше света, и он бы разглядел струйку пара от соприкосновения горячей мочи и холодного воздуха. Звук вроде бы доносился слева. Он постарался разглядеть что-нибудь в темноте, но огромные деревья, окружавшие кусты, могли бы скрыть даже десятитонный грузовик. Безнадежно.

Эдисон двинулся. Пошел дальше. Он даже не пытался делать это бесшумно.

Малчек уже обратил на это внимание.