— Мороз тоже ваш?

— Мороз? — недоуменно переспросил Студент. — Ты сам-то понял, что спросил?

— Впрочем, вас и без него слишком много, — согласился я.

— Много? — переспросил Геннадий. — Знаешь ли ты, что в Бийск сейчас приехало более десяти тысяч Свидетелей? Если бы могли приехать все, то их было бы впятеро больше!

— Значит, остальные не уверены, что Армагеддон на Катуни состоится в любую погоду, — сказал я. В общем, так: пока я не увижу Татьяну, вы ничего не получите. Всё. Я сказал!

Геннадий и Игорь молча переглянулись. Переговоры, судя по всему, зашли в тупик. «Ткачи» помолчали и поднялись со своих мест.

— Битва состоится, — с уверенностью произнес Студент.

— Допустим. Когда?

— Завтра, примерно в это же время, — сказал Геннадий.

Завтра мне пришлось еще раз побывать у работодателя и несколько часов заниматься тем, на что не всякий таджик подпишется. Чтобы привести себя в порядок к указанному времени, мне нужны были деньги. Эльвира тоже нуждалась в некоторой реставрации внешнего вида — естественно, ее тоже пришлось выручить. Опять же никто не отменял хотя бы одноразовое питание, а встречать Армагеддон на голодный желудок мне казалось не совсем правильным.

День глобальной битвы между добром и злом начался, как и любой другой в череде серых будней. Это была, если не ошибаюсь, пятница — не тринадцатое, но тем не менее… Теплый августовский денек, почти безветренный, и без дождя… К раннему вечеру, когда меня вместе с остальными таджиками отпустили на волю и даже с некоторой суммой денег, над Бийском повис мертвый штиль, и жара, поднявшаяся в полдень градусов до тридцати, никак не хотела отпускать… Мы шли правым берегом Бии от остановки автобуса (на котором со скандалом выехали за окраину города в приличной, надо сказать, давке) по направлению к Рождественке — то ли ближнему пригороду, то ли очень удаленному району.

Над заросшим густой травой берегом, полого спускающимся к широкому устью обеих рек, дающих начало Оби, начал скапливаться народ, словно бы сегодня действительно ожидалось что-то заслуживающее внимания, может, даже интереснее водно-моторных гонок.

— Что здесь происходит? — спросил я мужчину средних лет в очках, вполне культурного и интеллигентного с виду.

— Сами скоро увидите, — охотно ответил он с легким акцентом, похожим на балтийский.

— Это, что, всё «ткачи»? — негромко спросила Эльвира. — Эта секта имеет столько приверженцев?

Вместо ответа раздался колокольный звон. Он доносился от расположенного в полутора сотнях метров от берега белого православного храма с куполами, крашенными в небесно-голубой цвет. Видимо, не все собиравшиеся на берегу были «ткачами». Зато многие, заслышав звук колоколов, принялись креститься и кланяться.

— Мы чужие на этом празднике, — заметил я.

— На праздник это не похоже, — ответила Эльвира.

— Тогда на что?

Эльвира промолчала. А я заметил, что на противоположном берегу тоже собралась неслабая такая группа заинтересованных лиц. Все словно бы чего-то ждали. Чего?

Знаете, мне стало очень не по себе. Конечно, я не верил ни в бога, ни в черта, ни в Армагеддон, ни в Траву Полынь (хотя меня и занесло еще в очень юном возрасте в Припять как раз в приснопамятном апреле восемьдесят шестого), но тут, над широко разлившейся рекой на равнине между двух живописных берегов, словно бы вот-вот должно было произойти что-то поистине мирового масштаба.