Некоторое время они шли молча. Вдруг Ушастый резко остановился.

– Валек, – сказал он тихо, – хочешь, сейчас на колени встану. Вор Ушастый на колени перед тобой упадет. Как пацан! Как петух! Эх, бля!!! – Ушастый виртуозно выматерился.

Валек с интересом ждал продолжения.

– Пойдем со мной на дело, – сказал Ушастый неожиданно будничным тоном. – Ты да я, никого больше. И знать, кроме нас двоих, никто не будет. Я тебя прошу!

Валек молчал.

– В Пожвалаге, ты помнишь, грузин на тебя залупнулся, Анзик? Пришить хотел? Кто отмазал? Михалыч! А проигрался ты, кто помог расплатиться? Опять же Ушастый. Да и вообще, я тебя всю дорогу мазал! Или отопрешься?

– Не спорю, – подтвердил Валек.

– Ну, слава богу! Не гнилой ты. Всегда знал.

– Гнилой не гнилой, а на скачок не пойду.

– Долги нужно отдавать.

– Я тебе ничего не должен.

– Ой ли?

И Валек понял, что попался. Некоторое время они шли молча.

– А что за хата? – спросил Валек.

– Так ты пойдешь?

– Я пока ничего не сказал.

– Ладно! Слушай! Я в Карлаге повстречал Рыбу, помнишь его?

– Ну?

– Ему червонец два года назад сунули, еще долго будет париться. И вот он мне наколку дал. Мужик один, на здешнем тихореченском мясокомбинате работает не то кладовщиком, не то весовщиком. Ага. Этот самый весовщик, фамилия его Русичев, большие дела делает. Если верить Рыбе, то не директор, а он на мясокомбинате первый человек. Рыба, ты помнишь, темнил. Все больше рыжьем занимался, валютой… Так вот, он мне признался, что этот самый Русичев его основным клиентом был. И перепулял ему Рыба рыжья на многие-многие тысячи.

– Зачем же он своего клиента тебе открыл?

– Ты слушай. Когда Рыбу прихватили, он надеялся отмазаться. И, говорит, варианты имелись. Нужно только было очень большой хабар какому-то судейскому или «мусору» дать. Речь шла об очень значительной сумме. У Рыбы таких денег не было. Он из кичи черкнул этому самому кладовщику маляву: мол, помоги, за мной не заржавеет, отдам все до копейки с процентом. Малява точно дошла. Это Рыба наверняка знал. Но ни ответа ни привета он не получил. Тогда он шибко осердился и мне дал наколку. Ты, говорит, Ушастый, раздербань этого гнилого фраера. Чтоб ему, падле, неповадно было. Статья у Рыбы тяжелая, под амнистию не попадает. Так что ему париться от звонка до звонка. Кроме нас троих, никто про кладовщика не знает. Но одному мне не справиться. Так идешь в долю?

– Подумать нужно, – сказал Валек, но уже знал, что все равно согласится.

– Думай, – кисло сказал Ушастый, – но только недолго. К послезавтрему жду ответа.

– Допустим, я соглашусь, но ведь нужно знать, где барыга золото прячет.

Ушастый расплылся в улыбке.

– Ты что, Валек, меня за пацана имеешь? Рыба… – тут он замолчал и внимательно посмотрел на Валька. – Ты пока думай, а я обсмотрю: что да как.

И, не прощаясь, пошел прочь, шаркая, словно старик. Валек некоторое время смотрел вслед сутулой фигуре, потом закурил и задумчиво зашагал в противоположную сторону.

Обычное деревенское кладбище с покосившимися деревянными крестами, ржавыми железными оградками, заросло ромашкой и куриной слепотой. Егор побродил между холмиками, рассматривая полустертые временем и непогодой надписи на памятниках, но могилу Пеликана так и не нашел.

Дома, поглощая жареные маслята с луком и сметаною, он поймал себя на мысли, что история, частью прочитанная в старых тетрадях, частью услышанная от хозяйки, а частью просто додуманная, не перестает волновать его.