— La Piazza Aquaverde, — провозгласил словоохотливый водитель, когда машина вырвалась из лабиринта на широкую площадь, посреди которой торчала огромная статуя. — Questo é Cristoforo Colombo.

Такси остановилось на светофоре, и Томаш прильнул к окну, чтобы разглядеть памятник. Колумб был одет в короткий испанский колет; его длинные волосы и широкий плащ развевались по ветру. Одной рукой адмирал опирался на якорь, другую положил на плечо коленопреклоненного индейца. Композицию дополняли четыре скульптуры поменьше, на невысоких пьедесталах, окружавшие статую Колумба с четырех сторон. Подножие монумента украшала витиеватая надпись в венке из каменных цветов: «А Cristoforo Colombo, la Patria».

Зажегся зеленый, и такси рвануло вперед, спеша влиться в поток машин. Водитель, неунывающий уроженец Калабрии по имени Маттео, успел поведать пассажиру историю своей полной событий жизни. Из бешеной итальянской скороговорки, сопровождаемой отчаянной жестикуляцией и уморительной мимикой, Томаш узнал о том, что таксист divorziato, что у него due bambini, что в данный момент он занят поисками il lette matrimoniale, поскольку предпочитает avere la colazione in camera. Выложив разом всю эту информацию, калабриец поинтересовался, что его клиент предпочел бы съесть на la cena. Для него самого не было ничего милее zuppa di lenticchie и, само собой, spaghetti alla putanesca, блюда с игривым названием, пробуждавшим у непосвященных любопытство и аппетит.

— II Palazzo Ducale, — возвестил Маттео, прервав лекцию о терапевтических свойствах vino rosso, чтобы указать на величественное здание с ионическими колоннами и большими окнами, фасад которого выходил на площадь Маттеотти. — Le piace?

— Si, — равнодушно кивнул Томаш, едва взглянув на дворец лишь для того, чтобы не обидеть гида-добровольца.

Таксист принялся восхвалять чудеса, которые творит vino bianco secco, и восторгаться menu fisso в траттории на Пьяцца-Кампетто, не забывая жестоко высмеивать глупцов, предпочитающих piatti vegetariani. Когда проспект Поллайоло остался позади, и машина повернула налево, к Вико-Треремаджи, Маттео вдруг помрачнел и признался, что он sono allergico alle noci. Пока маленький «фиат» скользил по Виа-Равекка, водитель начал рассказывать об ужасных последствиях от поедания орехов, включая пятна по всему телу, которые можно вывести лишь при помощи carta ingienica aqua calda, но тут, к невероятному облегчению Томаша, впереди показалась площадь Данте.

— Eccotti qua! — торжественно воскликнул Маттео и остановил машину на зеленый сигнал светофора.

Пока разгневанные автомобилисты жали на клаксоны, Томаш поспешно расплатился и вышел из такси, несмотря на протесты водителя, готового возить клиента и дальше, чтобы провести для него экскурсию по полной программе. Чтобы отвязаться, португалец соврал, что хочет пройтись пешком, дабы не лишать себя возможности насладиться прогулкой по самому красивому из городов. Томашу всегда нравились сангвиники-итальянцы, но темперамент Маттео даже ему показался слишком буйным.

На подступах к площади пешехода встречали две полукруглые готические башни, соединенные мостом. Это были Порта-Сопрана, ворота, ведущие в восточную часть старого города. На башнях развевались флаги Генуи с крестом Святого Георгия на белом поле. Insignia cruxata communis Janue напоминала о славных временах, когда морская республика безраздельно властвовала в Средиземном море; тогда одного вида белого флага хватало, чтобы повергнуть в бегство любого врага, и даже гордые англичане не гнушались ходить под генуэзским флагом, чтобы защитить свои суда. В Средние века Порта-Сопрана были частью окружавшей Геную крепостной стены. Потом в одной из башен устроили тюрьму, самым знаменитым узником которой был Марко Поло, попавший в плен во время битвы при Коркуле; в годы французской революции на площади установили гильотину.