Вопросы сменялись ударами, мальчик ещё пытался кричать, что он ничего не знает, но это не помогало. Вынырнув из воспоминаний, я взял в руку ремень, намотав на кулак один его конец.

Первый удар боров встретил визгом на такой ноте, словно передо мной действительно была свинья.

— Что ты искал, перед тем как избить мальчика? — мой голос был спокоен, хотя в душе я еле сдерживался, чтобы не убить его.

— Я не понимаю, о чём вы! Не надо! — хныкал этот трус, не привыкший находиться на месте жертвы.

— Врёшь! — следующий удар пришёлся ему по заднице.

— Я ничего не искал, не надо! — выл садист.

Следующие удары вызвали у него слёзы и хрипы. Спустя пару минут он сдался, и слова полились из него бурным потоком:

— Эта сучка была горничной молоденькой, когда её барчук оприходовал малолетний. Мне предложили жениться и присмотреть за ублюдком за хорошую плату. Я, дурак, согласился. Девка она была ладная, сиськи и задница при ней, надеялся, что уж она меня отблагодарит, что позор скрыл. А она от меня шарахалась, как от больного! А я не железный, мне баба нужна была, и так терпел ради неё, пока родит ублюдыша этого, а потом уж терпеть не стал. Я её и так, и этак отымел, а уж как отомстил за все её шараханья, — этот садист даже сквозь боль возбудился от воспоминаний. Меня чуть не стошнило. — Вот только соплю эту трогать нельзя было, иначе б денег не увидел. Эта сучка каждый месяц тайком уходила куда-то, а возвращалась с деньгами, вестимо, опять ноги перед барчуком раздвигать бегала. А как перестарался я один разок, она и померла, а деньги-то, деньги? Как получать? Я и начал бить пацана, чтоб рассказал, куда идти, у кого выплату получить.

— Врёт он всё, — раздался за спиной тоненький детский голосок. Я обернулся. Мальчишка смотрел на отчима взглядом, от которого даже у меня кровь в жилах стыла. — Он мать насиловал и избивал, она пыталась защиты добиться, да только почему-то не вышло. А деньги ей в банке выдавали по предъявлению перстня и по кровной проверке. Меня он убить решил, когда понял, что денег ему не видать.

— Врёшь, гадёныш! Не так всё было! Не так! — визжал боров, глядя с отвращением на пасынка.

Мальчик ушёл куда-то вглубь дома и вскоре вернулся с маленькой деревянной шкатулкой, не больше детского кулачка. При этом на пальце у него был серебряный детский перстень с эмблемой подорожника.

— Тварь! Ублюдок! Надо было удавить тебя в колыбели! — визжал боров, когда мальчик с абсолютно каменным лицом подошёл к садисту. Маленькая ладошка легла ему на лоб, словно пасынок решил напоследок простить отчима.

— Мама говорила, что однажды я смогу спасать людей от таких, как ты. Что во мне всегда в равновесии есть жизнь и смерть. Для мамы у меня всегда была жизнь, но я не успел её спасти, но для тебя…

Из ладошки мальчика выскользнул крохотный зелёный шарик и впитался в лоб отчиму. Тот захрипел, задёргался, глаза его налились кровью. Лицо мерзавца перекосило судорогой, в уголке рта потекла слюна, а спустя ещё пару секунд, он затих.