Пока я предавался воспоминаниям, отец Светы, так и не дождавшись ответа на предыдущий вопрос, нарушил тишину:

— Не пойму, Вам действительно безразличны власть, статус и деньги? Ведь сколько всего вы могли с меня стребовать за внука.

— У вас всё это есть, — озвучил я очевидное, — помогло ли это спасти вашу супругу?

Подорожников нахмурился и отвёл взгляд. На этом разговор оборвался. Я рассматривал мелькающие улочки. Болезненный щелчок по самолюбию лекаря был необходим, но, Боги, как же я его понимал сейчас. У меня тоже всё это было, но близкую мне душу не спасло. Я сделал выводы, а Борис Сергеевич, похоже, нет.

* * *

Агата бежала сквозь лес, практически не касаясь земли. Какой же это был восторг снова ощущать бурлящую внутри силу, чувствовать себя молодой и лёгкой. Живой!

Двадцать пять лет! Великий Клещ, как же она ждала этого четверть века. Быть одной из сильнейших магичек крови в своей стране и так проколоться. И на чём? На чувствах!

Агата скрипнула чуть удлинившимися клыками.

Одно дело прожить жизнь, полную безумных приключений и путешествий на изнанку с любимым мужчиной, добровольно стареть рядом с ним. Такой номер она проделывала время от времени, уходя в бессрочный отпуск со службы, меняя внешность и живя обычной тихой жизнью.

И совсем другое — оказаться вероломно подчинённой кровной клятвой. Когда и шагу ступить нельзя, чтобы удавка не сдавливала горло. Поводок был короткий. Очень.

Барон, как оказалось, знал что-то, чего не смогла распознать даже Агата. Её подчинили и использовали, как какое-то животное, привязали как фамильяра.

Боги, да лучше бы он насиловал, избивал, пытал, чем так! Каждый день жить и не принадлежать себе, не иметь свободы воли и выбора. Быть куклой с запертой душой, хранительницей рода, обучать, заботиться и спасать до самой смерти.

Агата любила барона до беспамятства и так же люто потом его возненавидела.

В ту секунду, когда душа последнего Комарина ушла, поводок ослаб. Одна за одной слетали печати подчинения, выпуская на свободу её способности, её жажду, её месть! Остальное слилось в её памяти в одно сплошное кровавое веселье, где она царствовала шальной императрицей.

Сквозь кровавый сытый туман пробивались воспоминания про воскрешение младшего Комарина, перстень и спарринг, и даже про взрыв. Да продлят Боги годы жизни изобретателей свитков мгновенного переноса. Если бы не они, то лежать бы Агате фаршем под руинами взорванного Хмарево. Убить бы не убило, но восстанавливаться пришлось бы долго.

Месяц она резвилась и уходила во все тяжкие, отметилась дома, где сёстры смогли снять почти все оставшиеся печати подчинения, кроме одной. По крови. Если душа Комарина умерла, то вот тельце было живее всех живых. Свободу Агате могла подарить физическая смерть тела последнего из Комариных или, что маловероятно, добровольное решение отпустить её из рода.

А ведь, будь старый барон умней, будь таким, каким он был в первые годы знакомства, не предай её, она бы рассказала, кто изводит их род.