Я верил кровнику и даже просмотрел отрезок воспоминаний, но адекватного объяснения на ум не приходило. Сквозь мутную пелену виднелась женская фигура в звериных шкурах. Черты лица плохо просматривались, но татуировки и кровь сложно с чем-то спутать. Отрезок воспоминаний меньше трёх секунд, но Паук впечатлился ни на шутку. Он-то не знал, что через прорывы могут ходить не только твари, но и эрги в человеческом обличье.
Я показал образ Тиль и попросил узнать, вдруг это кто-то из их братии, но они с Эоном незнакомку не опознали.
Сам прорыв не был чем-то сверхординарным, обычный многослойный прокол граней миров, для разрушения структуры которого достаточно было перекрыть подпитку хотя бы от одного из источников. Такие прорывы случались относительно редко, держались максимум пару часов, но при этом считались более опасными, чем обычные. Мало ли какого уровня твари могут попасться в этом мировом многослойном пироге. Тем интересней было увидеть незнакомку уже после рубцевания ткани прорыва. Причём сама она вроде бы выглядела не менее озадаченно, увидев людей. Кроме того, гостья чем-то напомнила мне наследницу Винограда, но полной уверенности не было. Черт лица Паук не разглядел, а использовать меховую одежду в качестве аргумента в сходстве — плохая затея.
Успокоив кровника, пообещал быть дома через пару дней. Заодно предупредил, чтобы были готовы к выдвижению в экспедицию через три дня.
А вечером к нам с визитом прибыл Гепардеви. Явился он как хороший гость не с пустыми руками, но выглядел потерянным и опечаленным. В руках Азиз сжимал резную деревянную шкатулку. Пока скакуна для Агафьи определяли на конюшни, мы решили прогуляться по берегу моря.
Нас сопровождала тройка моих дам. Агафья сняла паранджу, наслаждаясь последними солнечными деньками. Ноябрьская Москва, да и Санкт-Петербург не могли похвастаться таким чудом, как солнце. Тильда умотала с Эоном сразу же после того, как вернули Полозову. Тэймэй продолжала скрываться под паранджой вместе с сестрой Николая. Та, оказывается, куковала на острове где-то посреди Каспия, а сейчас беззастенчиво подслушивала наш разговор с Абдул-Азизом.
— Тело девушки не нашли, — с сожалением признал иранец. — Там всё настолько разрушено и залито кровью, что останки не определить. Вероятно, она стала добычей твари. Но я закрыл долг её отца. Вот расписка, — в руки мне передали документ, составленный по всем правилам. Сумма долга, возврат, подписи сторон и двух свидетелей. К этому же документу прилагалось собственноручно написанное на русском языке письмо от самого Абдул-Азиза о том, что он не имеет имущественных и финансовых претензий к роду Полозовых, выплата суммы долга является безвозмездным даром.
Да, шехзаде Гепардеви, оказывается, не чуждо благородство. С другой стороны, вспоминая своё прошлое, я не удивился подобному повороту. Для кого-то я был кровавым мясником, а для кого-то спасителем. Грани между этими понятиями не существовало. Разница в точке зрения на одни и те же поступки.
Я попросил Гепардеви обождать несколько минут, а сам отправился к Полозову и подозвал его сестру.
Ранее мы уже имели достаточно сложный разговор. Сам Николай, как и любой мужчина, за своих родных готов был разорвать Азиза, несмотря на последствия для себя лично и для империи, а его сестра, Мирослава, априори ненавидела весь мужской пол только за то, что оказалась разменной монетой в руках отца и нечистых на руку дельцов. |