— Если бы здесь был Кодекс… — начал было Туал.

— Министр сжег его, — произнес я.

— Тогда все бесполезно, — Туал выпустил решетку и попятился от меня точно так же, как Скаа. — Оставьте нас и уходите.

— Не понимаю, как Кодекс мог бы помочь?

— Не Кодекс, а тот, кто хранил его, Руари.

Через миг я понял.

— Высшее прощение? Но его может дать только…

— В книге были слова присяги.

Теперь я отступил от Туала, испугавшись. А он вдруг расхохотался. Устало и обреченно.

— Уходи, Руари!

— Почему ты решил, что это могу сделать я? Почему ты решил, что это захотят остальные? — воскликнул я и тихо добавил: — Вы… Никто не знает, что происходило все эти годы, что приходилось мне делать, чтобы спасти свою шкуру.

— Потому что ты убил Фэлана Артегала! Остальное не имеет значения, если ты помнишь Кодекс слово в слово! — Туал вгляделся в меня и едва заметно кивнул, словно самому себе, а потом прорычал, зло и торжественно: — Руари Конмэл убил Фэлана Артегала!

Меня словно окатило штормовой волной от поднявшегося опять воя. Я едва не захлебнулся от разлившейся вокруг ненависти и злого торжества. Каждый из оборотней люто ненавидел того, кто погиб от моих клыков. Я смотрел в светящиеся глаза, и меня пронзало током от этих взглядов. Смятение, поднявшееся, как песок в воде, — исчезало, уступая место неизбежной уверенности. Ощутив это, оборотни как один смолкли.

— Что происходит? — окликнул меня министр.

В мертвой тишине я обернулся к Джеку Кейну. Министр смотрел настороженно. Военные, окружавшие его, взяли винтовки на изготовку.

— Я вам отвечу через пару минут, — и снова посмотрел на Туала. — Что он сделал?

— После того, как мы попали сюда, Фэлана Артегала долго держали отдельно, а потом подселили к остальным, в общую камеру. Он заявил, что все должны ему подчиняться. Заставлял убивать людей в военных экспериментах. Мучил, а потом сам убивал оборотней, которые сопротивлялись. Или убивал самых младших, самых беззащитных, чтобы заставить старших выполнять его приказы. Я потерял двух внуков, младшего сына и жену. У меня осталась дочь и еще один сын. Я считал, что лучше всем умереть, чем терпеть это, чем подчиниться ему и опозорить свое имя. Но, глядя на последнее, что у меня осталось, я передумал. Я смотрел на другие семьи и понимал, что надо выжить, чтобы защитить остальных детей и подростков. Многие из них остались без родителей. И кто-то должен был им рассказывать о Кодексе и наших традициях, воспитывать, насколько это было возможно в условиях тюрьмы и издевательств. А однажды Артегала забрали и назад он уже не вернулся. К нам внезапно утратили интерес, рассадили по этим одиночным клеткам.

Я кивнул Туалу и подошел к министру. Но еще раньше пришлось подавить ненависть к Кейну, от которой хотелось растерзать его на мелкие клочки.

— Так что происходит? — спросил он.

— Хотели не остаться в долгу? Вы ведь для этого притащили меня сюда? Но ваша месть не сравнится с моим списком, слишком большим для мести одному человеку. Хотя вы и сожгли Кодекс, я помню его наизусть. Я помню все законы и все имена! Теперь Кодекс — это я. А вам придется сдержать слово и освободить пленников.

— Что⁈ — Джек Кейн посмотрел на меня с неверием. — Нет! Они — дикие звери! Людоеды!

— Вы их сделали таковыми! Но в Кодексе был закон о высшем прощении.

— Что это значит?

— Они станут такими, какими были прежде — незапятнаными.

— Это невозможно!

— Возможно. Если Великая Луна посчитает их достойными прощения.

— Откуда ты это узнаешь?

— Узнаю. И вы тоже это увидите.