— Я вижу, у нас здесь целый консилиум: Том, Сэлли, Бораби и этот юный лекарь. Можно подумать, у меня что-то серьезное.
Том покосился на Сэлли.
— Серьезными вещами займемся потом, когда я поправлюсь.
Том опустил глаза.
Максвелл заметил его смущение — от него никогда ничто не укрывалось.
— Ну, Том, ты здесь единственный настоящий доктор. Каковы прогнозы?
Том попытался улыбнуться. Отец пристально посмотрел на него и со вздохом откинулся на спину.
— Кого мы пытаемся обмануть?
Последовала долгая пауза.
— Том, у меня рак. Ничего хуже ты мне сообщить не можешь.
— Пуля проникла в брюшную полость, — начал Том. — Возникло заражение. От этого у тебя температура.
— Так как насчет прогнозов?
Том проглотил застрявший в горле ком. Сэлли и братья не сводили с него глаз. Он понимал, что отец ждет от него голой, неприкрашенной правды.
— Они неблагоприятные.
— Продолжай.
Том никак не мог выговорить роковых слов.
— Неужели настолько плохо?
Сын кивнул.
— А как же антибиотики, которыми потчует меня молодой человек? И все чудодейственные средства из спасенной тобой фармакопеи?
— Такое, как у тебя, заражение, то есть сепсис, не остановят никакие антибиотики. Тебя может спасти только операция, хотя и для оперативного вмешательства, скорее всего, уже поздно. Лекарства не помогут.
Наступило молчание. Бродбент поднял глаза.
— Проклятие! — проговорил он в потолок.
— Ты принял эту пулю за нас. Спас наши жизни, — сказал Филипп.
— Лучшее, что я сделал.
Том дотронулся до отцовской руки. Она была худая как палка и горела огнем.
— Мне очень жаль.
— Так сколько мне осталось?
— Два-три дня.
— Неужели так мало?
Том кивнул. Максвелл снова вздохнул и устало откинулся в гамаке.
— Рак отпустил мне несколько месяцев. Как хорошо было бы провести эти месяцы или хотя бы недели с сыновьями.
Подошел Бораби и положил ладонь ему на грудь.
— Мне жаль, отец.
Бродбент накрыл его руку своей.
— Мне тоже жаль. — Он взглянул на сыновей. — Я даже не могу посмотреть на «Мадонну» Липпи. Там, в гробнице, я все время думал: стоит мне на нее взглянуть — и все кончится хорошо.
* * *
Ночь они провели рядом с умирающим отцом. Он постоянно метался, но антибиотики по крайней мере временно держали инфекцию в узде. Когда наступил рассвет, старик по-прежнему находился в сознании.
— Дайте мне воды, — хрипло попросил он.
Том взял кувшин, вышел из хижины и направился к ближайшему источнику. Деревня тара просыпалась. Женщины развели костры, и на свет появились изящные, покрытые никелем и медью французские кастрюли и сковороды. В небо взвились струйки дыма. По грязной площади бродили куры, тощие собаки искали остатки еды. Из хижины появился мальчуган в майке с изображением Гарри Поттера и повернулся к дереву пописать. Даже в такое затерянное племя проник большой мир, подумал Том. А когда Белый город откроет свои сокровища и тайны большому миру?
Он набрал воды и повернул обратно. В это время из хижины показалась сгорбленная старуха — вдова Каха — и ткнула в его сторону кривым пальцем:
— Wakha!
Том в тревоге остановился.
— Wakha!
Он осторожно сделал шаг в ее сторону, ожидая, что она выдернет у него с головы последние волосы. Но вместо этого старуха взяла его за руку и повела в дом.
— Wakha!
Он нехотя последовал за ней в наполненную дымом хижину. |