— Над ним еще требуется поработать, но все же оно достаточное, чтобы с него можно было начать. Я собираюсь забрать тебя отсюда. Назад в округ Бексар. Это будет тюрьма, но это не будет…

Он встал.

— Сегодня?

— Нет, не сегодня. У меня пока еще нет соответствующей санкции.

Он повернулся ко мне спиной.

— Дэвид, послушай. Я решил, что тебе нужно сделать. Побей кого-нибудь.

Он полуобернулся, глядя на меня поверх плеча.

— Неважно, кого именно. Чем меньше провокации, тем лучше. Одну из новых рыбешек или одного из… тех, кого ты уже знаешь. Сделай это на глазах у охраны. Убедись наверняка, что охранник тебя видит.

Впервые оживление мелькнуло в его глазах.

— Меня бросят в одиночку, — сказал Дэвид.

— Да, и к тому времени, когда тебе можно будет выйти оттуда, я приеду и заберу тебя.

Он задумался. Он почти улыбнулся. Но затем внезапно остыл.

— Я потеряю все время, что мне засчитали.

— Я же сказал тебе, что теперь это уже неважно.

— Это легко говорить, когда ты по ту сторону решетки.

— Я выручу тебя, Дэвид, клянусь, я сделаю это. Я потяну за все ниточки, какие только мне известны. На этот раз…

Теперь настала моя очередь задуматься.

— Я считал, что ты уже сделал это, — сказал Дэвид.

Я поднялся и прислонил ладони к стеклу. Охранник, стоявший в углу пустой комнаты, подошел ближе.

— Дэвид! — окликнул я.

Я не мог позволить ему снова уйти от меня через ту внутреннюю дверь, в тот мир, где я не мог до него дотянуться, где я не в состоянии был хоть что-то сделать для него.

Но в Дэвиде, когда он от меня уходил, не чувствовалось колебаний. Шаги его стали легче, чем тогда, когда он вошел сюда. Я еще долго стоял, прижавшись к стеклу, после того как та дверь закрылась.

Все произошло именно так, как об этом рассказывал Дэвид. Нелепая история оказалась правдой. Он был невиновен, и он сидел в тюрьме. Я беспрестанно рисовал себе сцену такой, какой она была в действительности. Слова превратились в живую картину: женщина входит в его кабинет и начинает рвать на себе одежду, царапать собственную грудь. Стремительно мчась назад в Сан-Антонио, я думал о Менди Джексон. Один из моих следователей, Джек Пфистер, уже все проверил и обнаружил, что детей ее забрали из школы, но в доме никого не было. Там все оставалось нетронутым, но сами жильцы отсутствовали. Это было единственным подтверждением того, что маленький человек говорил правду. Конечно, она могла куда-то уехать или взять отпуск после суда. У меня не было никаких свидетельств, подтверждающих рассказанную мне историю. Мне они были не нужны, но Уотлин их обязательно потребовал бы.

Я все еще с трудом верил, что она могла так убедительно свидетельствовать и оказаться такой обманщицей. Только Дэвида, Лоис и Дину она не смогла одурачить. Я вспомнил весь накал и ужас ее свидетельских показаний. И ненависть в ее глазах, которая никак не могла быть поддельной. Я думал, что она ненавидит Дэвида, но оказалось, что не его, а кого-то другого. Того человека, который заставил ее выйти на свидетельское место. Клайда Малиша. Вероятно, под угрозой была жизнь ее детей. Что другое могло заставить женщину разыграть подобный спектакль? Я понял, что нельзя ненавидеть ее. Миссис Джексон сама являлась одной из жертв общего заговора. Однако она не была в тюрьме. Если мне самому придется побеспокоить ее и припугнуть, то я сделаю это ради Дэвида.

Если смогу ее найти.

— Появилась надежда, — сказал я Лоис.

Мне пришлось нарушить святость ее занятий, чтобы сказать это. Я не знаю, что она там делала, — вероятно, писала своему сенатору.