Изменить размер шрифта - +
Их в прошлом году активно раскручивали, даже клип по телику крутили, я несколько раз видел. Не скажу, что они гребут бешеные бабки, вход в ночной клуб стоит в среднем около ста - ста пятидесяти рублей, и народу туда помещается не бог весть сколько, от ста человек до трехсот, если клуб побольше. С таких выступлений миллионы не заработаешь.
      - Понятно, - протянула Настя. - А фанаты у них есть? Настоящие, постоянные?
      - Ну а как же, - Андрей усмехнулся и снова захлопал ресницами. - Это все как у больших. У них даже администратор есть. О, кажется, нас уже ждут.
      Перед входом в отделение милиции стоял, ссутулившись и глядя куда-то в сторону, мужчина лет сорока пяти.
      - Курбанов, - представился он странно-глуховатым голосом.
      Настя в недоумении обернулась к Чеботаеву, потом перевела взгляд на мужчину. Тот коротко кивнул, при этом лицо его исказилось в болезненной гримасе.
      - Ну да, это моего сына... Майор Курбанов, Василий Петрович, отдел милиции Орехово-Борисово Южное. К вам должен был приехать другой сотрудник, но я попросил...
      - Да-да, понятно, - поспешно кивнул Чеботаев. - Знакомьтесь, наши коллеги с Петровки, подполковник Каменская, капитан Доценко.
      - Настя, - она протянула руку Курбанову и невольно вздрогнула. Ей показалось, что боль, которую испытывал отец погибшего юноши, передалась ей через пальцы и пронзила насквозь.
      - Михаил, - представился Доценко. - Мы хотели проехать к месту происшествия.
      - Я покажу, - вздохнул Курбанов. - Пойдемте, я на машине.
      В гробовом молчании они сели в машину. К встрече с отцом потерпевшего никто из троих готов не был, всем было неловко и отчего-то стыдно.
      - Вы не молчите, - неожиданно произнес Курбанов, - спрашивайте. Все равно вам придется опрашивать меня как отца. И не стесняйтесь. В нашей семье беда, вы, наверное, уже знаете, Коля состоял на учете как наркоман. Мы ничего не могли сделать. И уговаривали, и лечили, и в реабилитацию направляли - все без толку. Деньги у нас с женой воровал. Мы каждый день ждали, что он умрет от передозировки. Знаете, он уходит утром, а мы мысленно прощаемся с ним навсегда, потому что не знаем, вернется он вечером живой или нет. Вот вчера не вернулся... Вы спрашивайте, не старайтесь меня щадить, я его уже давно похоронил.
      Курбанов пытался говорить ровно, но голос его все равно дрожал и срывался. Боль, казалось, заполнила все пространство небольшого автомобильного салона, проникала через поры в кровь сидящих в нем людей, разбегалась по жилам и железным обручем стискивала мозг. Настя понимала, что молчать нельзя, нужно что-то говорить, о чем-то спрашивать, но никак не могла сообразить, что сказать, чтобы не сделать этому человеку еще больнее.
      - Василий Петрович, вы не думали о том, что вашего сына... - она замялась, - убили в виде акции устрашения? Может быть, вы работаете по какому-то делу и на вас пытаются воздействовать?
      Курбанов помолчал несколько секунд.
      - Я думал об этом. Знаете, это первое, о чем думает розыскник. Может, это прозвучит ужасно, кощунственно, но я был бы рад, если бы Коля погиб из-за меня. Лучше так, чем знать, что мальчик сам, своими руками себя убивает, по собственной воле каждый день приближается к смерти. Он же не может не понимать, что с ним происходит и что происходит с нами, его родителями, но ему на это наплевать. Он перестал быть человеком, личностью, он превратился в неразумное животное. Лучше я буду думать, что мой сын был чудесным мальчиком, умным и добрым, и всю оставшуюся жизнь винить себя в том, что Коля умер по моей вине, из-за моей работы, чем знать, что он сам привел себя к смерти, потому что сначала стал дураком, потом подонком, а потом - безмозглым чудовищем.
Быстрый переход