Ну да, конечно, теперь всё стало на свои места. Еще утром Делли говорила, что нейтрализовать действие болиголова может молоко, добытое из цветов одуванчика. То самое, которое образуется на сломе зеленого стебля майской порой. Интересно, сколько же цветов нужно изломать, чтобы набрать целую флягу этого белесого сока?

    Я остановился и начал старательно ощупывать кушак, опоясывающий крепкий стан гридня. Сплетенный из бересты флакон, который мне удалось там обнаружить, язык не поворачивался назвать флягой, но, судя по виду жидкости, в ней находившейся, мои поиски увенчались успехом. Вероятно, перед началом схватки Оринка успела передать этот сосуд воинственному спутнику, чтобы головная боль не сразила и его. А вот вернуть антидот [11] обратно стременной, вероятнее всего, не успел.

    – Ну! Куда вы там подевались? – раздался сверху недовольный окрик Фуцика. – Ишь, увальни неживые!

    – Так тяжело ж поди тащить! – жалобно посетовал я, передавая противоядие Вадиму.

    – Давайте-давайте! Нечего баклуши бить! – радуясь случаю покомандовать, прокричал маг-недоучка. – Не то сейчас враз в земляных червей превращу!

    – Помилосердствуйте! – истошно взвыл я, с умилением глядя, как Вадюня подносит к губам девушки заветную флягу.

    – Давай, Ориша, пей! Выздоравливай скорей.

    – Идем-идем, – поспешил я успокоить «грозного чародея», заждавшегося нас в конечной точке маршрута следования. – Эк у вас тут темно! И ступеней-то не разглядеть.

    – Превращу! – еще раз пообещал войсковой колдун.

    Пожалуй, как следовало из собственных признаний Фуцика, превратить человека во что бы то ни было ему не по силам. Но ведь в данный момент я числился темным селянином, а не одинцом-следознавцем. А стало быть, подобная осведомленность была мне совсем не к лицу. Потому, убедившись, что взгляд Оринки принимает осмысленное выражение, я удовлетворенно кивнул и запричитал, старательно изображая ужас.

    – Ох, горюшко-то! Ох, напасть!

    Темная винтовая лестница вела на верх донжона. В ржавых железных кольцах, вмурованных в стену через каждые пару метров, за время подъема я насчитал лишь четыре факела, и те больше коптили низкий сводчатый потолок, чем освещали потрескавшиеся от сырости выщербленные ступени. Не нужно быть сыщиком, чтобы с уверенностью сказать – лесное убежище последние десятилетия не использовалось в качестве жилища.

    Винтовая лестница, не прибиравшаяся, должно быть, с момента сдачи замка, в смысле, сдачи в эксплуатацию, наконец завершилась круглой залой, перегороженной не так давно кирпичной стенкой. Грубо сколоченная дверь отделяла почти не меблированную приемную от личных покоев местного криминального авторитета. У входа в апартаменты, на сундуке, покрытом рваной попоной, положив на колени боевой топор, сидел мрачного вида хмырь с человеческим лицом. Следы интеллекта никогда не искажали его угрюмые черты, но, должно быть, столь невыносимых усилий от караульного и не требовалось. Он молча смерил нас недружелюбным взглядом, зыркнул на ждущего у дверей Фуцика и, кивнув головой, вернулся к прерванному занятию – зашивать дратвой порванный сапог.

    – Пошевеливайтесь, бездельники! – недовольно прикрикнул чернокнижник, потрясая кулачишком перед лицом Ратникова. – Хозяин заждался, а он ждать не любит!

    – Это мы еще посмотрим, кто тут бездельник! – пробормотал Вадюня, недобрым глазом смеривая коротышку-чародея и не в меру хозяйственного стражника.