Они не спасли меня тогда. И не смогут спасти сейчас.

Выйдя на улицу, я потянулся за фляжкой. Первый глоток выжег часть воспоминаний-снов. Второй глоток, и я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы Джеймс во время разговора не заподозрил, что несколько минут назад я был на грани срыва.

– Мистер Пэриш, – поприветствовал он, открывая для меня заднюю дверь седана. – Вы готовы, сэр?

– У меня есть выбор? – Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. – Еще один день в цирке.

Моим первым уроком в тот день был английский. Мисс Уоткинс, худая, похожая на мышку женщина с пышными каштановыми волосами и в очках, приветствовала нас, прочитав отрывок из «Нагишом» Дэвида Седариса. Класс взвыл от смеха.

– В этом модуле, – сообщила миссис Уоткинс, – мы будем изучать искусство мемуаров. Будете читать произведения великих писателей – Седариса, Джеймса Болдуина, Эрнеста Хемингуэя, Майю Анжелу, Джоан Дидион – и синтезировать искусство письма с особой художественной формой автобиографии.

Я чуть выпрямился.

Ладно. Кажется, есть один урок, который я действительно смогу пережить, не выколов себе глаза карандашом от скуки.

– Вы будете писать эссе об изученных новеллистах, а также я предоставлю вам возможность рассказать и ваши собственные истории. – Мисс Уоткинс тепло улыбнулась. – Ни чью жизнь нельзя назвать обычной.

Как бы сильно нам этого ни хотелось.

После многообещающего начала дня с английского все пошло под откос, а занятия оказались безбожно легкими и бессмысленными. Я пережил этот день, не спалив школу дотла – небольшая победа. Но когда настал черед последнего урока, математического анализа, желудок скрутило от незнакомого ощущения.

Я не нервничаю из-за парня. Только не я. Никогда.

После всего, через что мы прошли вместе с моим сердцем, я не мог допустить на нем даже малейшей травмы. Достаточно того, что оно все еще билось. Но, черт возьми, в ту секунду, когда я взглянул на Ривера Уитмора, пульс участился, а по спине пробежали мурашки. Как крошечное напоминание о том, что значит быть живым.

Я снова занял пустое место рядом с ним, пряча забинтованную руку в кармане пальто. Ривер отказывался со мной разговаривать и даже не смотрел в мою сторону, но я чувствовал его настороженность; постукивающий карандаш и дергающаяся нога, как азбука Морзе, сообщали мне, что я проник ему под кожу.

Сорок пять мучительных минут я вел себя хорошо, наслаждаясь близостью Ривера. Его запахом. Древесный аромат одеколона с нотками бензина после автомастерской. Мощное, пьянящее сочетание, которое наводило на неуместные мысли.

Больше, чем обычно.

Сделай одно доброе дело. Всего одно. И, может быть, кошмары оставят тебя в покое.

Я бросил маленький, идеально сложенный квадратик бумаги на стол Ривера.

– Что это за хрень? – прошептал он.

– Блиц-опрос, – ответил я. – Я тебе нравлюсь? Выбери «да» или «нет».

– Ты, черт возьми, серьезно?

– Расслабься. Это мой номер телефона.

Но Ривер не расслабился. Его глаза округлились, а по мускулистой шее пополз настоящий румянец.

– На хрен он мне сдался? – зло спросил он, хотя его голос прозвучал более хрипло, чем мгновение до этого.

– На случай, если понадобится помощь с учебой. Если оценки начнут снижаться, а тебе будет грозить исключение из команды, позвони горячему новенькому парню и попроси помочь тебе подготовиться к тесту, как раз успеешь до большой игры.

Ривер смял бумагу в кулаке, и я подумал, что он сейчас бросит ее обратно в меня.

– Хороший стереотип.