Все, что я когда-либо чувствовала… исчезло.

Я сажусь на койке, ошеломленная и подавленная.

– Помоги мне, Сэм, – с мольбой прошептала я.

Он не ответил.

Я видела, как он задумался, заметила, как он понял: что-то не так. Не выдержав этой оглушительной тишины и взгляда Сэма, я закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов. «Все вернется на круги своя, – мысленно заверяла я сама себя. – Я снова стану прежней Норой. Сломанные вещи не всегда бросают и выкидывают. Иногда сломанное удается привести в порядок, починить. Спасти».

Вдох, выдох.

Я скомкала в пальцах одеяло.

Все будет хорошо…

– Почему именно эта мелодия? – сиплым срывающимся голосом поинтересовался Сэм.

Глаза открылись будто сами по себе. Сбитая с толку, я мысленно повторила слова Сэма. О чем он?

– Какая мелодия?

– Которую ты только что напевала.

Я в замешательстве уставилась на Сэма. Я что-то напевала?

– Ты даже не заметила, – догадался Сэм. Наклонив голову, он скрипнул зубами. И вскочил, разрушая тем самым иллюзию покоя и безмятежности, которые излучал до этого. Сэм ходил туда-сюда по палате: он то хватался за голову, то прятал в ладонях лицо, то потирал шею. И выражение его лица – вообще-то их были тысячи сразу.

Я осторожно окликнула его:

– Сэм?

Я в растерянности, не хватало еще, чтобы Сэм тоже запутался.

– Дай мне секунду. Одну малюсенькую, – процедил он, будто слова причиняли ему боль. Его плечи, грудь вздымались и опускались в такт участившемуся дыханию.

И вдруг я задышала вместе с ним. Часто хватала ртом воздух, будто мне не хватало кислорода. Неважно, как глубоко я дышала – все равно задыхалась. Легкие горели.

Страх проник в меня, смеялся надо мной: «Не жди от него помощи, тебе не стать снова целой. Ты сломана, и никто тебя не починит. Ни он, ни ты сама».

– Нора? Нора! Ты меня слышишь?

Сэм больше не метался по палате, он вдруг оказался рядом с моей койкой. В его глазах плескалась тревога. Я попыталась сморгнуть пелену паники. Дышать нечем…

Пронзительный писк заставил содрогнуться. Выключите его! Выключите!

Я зажала уши, но писк был слишком громкий. Хотела закричать, но вместо этого до крови закусила губу, еще крепче прижала ладони к ушам, раскачиваясь взад и вперед, как маленький ребенок.

Комната наполнилась голосами. Мешанина звуков и хаоса.

В какой-то миг я заметила доктора Альвареса. Он поддерживал меня за голову, и я немного успокоилась. Он посветил мне в глаза фонариком, приподнял сначала левое, а затем правое веко. Он говорил со мной. Во всяком случае, губы у него шевелились, но я ничего не слышала – только писк, собственное дыхание, бешено бьющееся сердце и тот голос в голове, который все насмехался надо мной.

Доктор Альварес отпустил меня, и в следующее мгновение невыносимо противный звук смолк. Я увидела испуганную Лу, которая смотрела на меня, тесно прижавшись к папе. Рот у нее перепачкан мороженым. Она цеплялась за папин свитер. Губы папы поджаты, он бледнее, чем был раньше. Рядом со мной – доктор Альварес. Туман постепенно рассеялся, взгляд у меня прояснился. На лбу выступила испарина.

– Все хорошо. Тревога сработала, потому что сердцебиение Норы до необычайного участилось. Возможно, это произошло из-за стресса, – укоряющий взгляд доктора Альвареса устремлен на меня, но обращался он к папе.

Я обнаружила, что Сэм еще здесь.