Другие ученики, смеясь и болтая, проходили или пробегали мимо, а я смотрел на ноты, которые уже успел нацарапать. Это лишь первый набросок. Уже много лет это лишь…
Смех за спиной стал громче. Я собирался положить нотный лист обратно в шкафчик, но тут кто-то вырвал его у меня из рук.
– Что это тут у нас? Типа песню пишешь? – осведомился Йонас так громко, что его услышала, наверное, вся школа.
Щеки у меня вспыхнули. Я очень разозлился.
Нора стояла за Йонасом. Рядом – Тим с Эллой, Кай и кто-то еще. Все они смотрели на меня свысока, только Нора уклонялась от моего взгляда.
Как мне хотелось поговорить с ней! Мы не общались уже много недель, и я не совсем понимал, почему Нора меня избегала. И что вообще происходило. Ее интересовали Йонас и его компания, но… она правда хотела стать одной из них? Всегда хотела? И значит, нам в одночасье стало нечего сказать друг другу?
– Песня для… Норы? – с наигранным удивлением приподнял брови Йонас.
– Отдай, – процедил сквозь зубы я, силясь забрать нотный лист, но Йонас со смехом подбросил его в воздух.
– Покажи-ка, – подхватив лист, Кай принялся потешаться надо мной вместе со всеми. Только Нора молчала.
Это не ее песня, а наша. Наша мелодия, которую я постоянно наигрывал на гитаре. Особенно когда Норе было плохо. Много лет я бился над мелодией, задумав превратить ее в песню, но это оказалось непростой задачкой. Из-за придурков, теперь потешавшихся над моими трудами, легче не становилось.
– Милота какая, малыш Сэмюэль запал на Нору? – пропищала Элла, и я снова попытался перехватить нотный лист, но безуспешно. Йонас выше и сильнее.
Вдруг раздался громкий хруст, треск, и я замер. Йонас рвал бумагу, рвал ноты, а также воспоминания, связанные с ними, все те мысли, которые я в них вложил. Я услышал прерывистый вздох. Нора. Я знал это так же твердо, как если бы вздохнул сам.
Йонас швырнул ошметки бумаги мне в грудь, и я рефлекторно их подхватил.
– Идиот, отцепись уже от Норы. И купи себе что-нибудь полезное, ходячий мешок для старья, – выплюнул Йонас, смерив меня таким взглядом, будто я был лишь грязью на его дорогих «Найках».
И тут Кай указал на дверцу моего шкафчика: там висели две полароидные фотографии. Их сделала Нора. Мы вместе улыбались в камеру.
– Какой же ты фрик, Рабе, – хмыкнул Кай.
Элла захихикала еще громче, и Тим тоже присоединился.
Второй звонок.
– Сталкер, – прошипел Йонас, срывая фотографии.
Я – не сталкер. Я – друг Норы. Я с удовольствием бросил бы это ему в лицо, но слова застряли в горле.
Нора стояла рядом.
Нора была здесь, но молчала.
Дверь справа от меня вдруг открылась, спугнув воспоминание. Я поспешно спрятал левую руку.
Леонард Фрей. Один, без младшей дочери, которая похожа на него куда больше, чем Нора. Лишь глаза у них одинаковые, зеленые.
– Немало времени прошло, – произнес он.
Я сдержанно кивнул.
Замечание явно лишнее. И дело не только в том, что теперь я мог смотреть в глаза отцу Норы, не запрокидывая голову. Лео и Анна мне всегда нравились, они были отличными родителями и людьми. Возможно, они и сейчас такие. Я знал их столько, сколько себя помнил. С тех пор как мы с Норой пошли в детский сад. Наши родители хорошо дружили, во всяком случае, пока мы с Норой были вместе. А вот потом общение уменьшилось и постепенно сошло на нет. Мама с папой усердно работали. Возможно, они не столь умные и популярные, сколь другие родители, но я все равно их люблю. Родители Норы мало от них отличались – и раньше мы оба были такими же.
– Послушай. – Он со вздохом потер небритый подбородок. |