– Я больше себя не понимаю. Я себя не узнаю. Ни сегодня, ни вчера, и уж точно не в воспоминаниях, которые постоянно всплывают и обрушиваются на меня. Понятия не имею, кем я когда-то была.
Психолог протянула мне пачку носовых платочков. Вытащив один, я высморкалась. Громко и сильно.
– Может статься, что конфликт, который тяготит тебя, никогда не проявится полностью. Сейчас твое тело находится в обороне, подняты все щиты. Но ты сама замечаешь, что в них есть трещина, через которую просачивается одно-другое воспоминание, – она ободряюще посмотрела на меня. – Ты чувствуешь, что человек, которым ты являешься, – это Нора?
– Вы имеете в виду, не притворяюсь ли я?
– Именно. Тебе комфортно?
– Думаю, да.
Кроме тех случаев, когда я бездействую, глядя, как один человек унижает другого.
– Тогда руководствуйся этим, а не решениями, которые когда-то принимала.
– Это сложно, когда не помнишь прежние решения.
– Напротив. Я не говорю, что ты должна проигнорировать все произошедшее или отмахнуться от него. Но я убеждена, что в твоей ситуации лучше сосредоточиться на настоящем. Нора, не требуй от себя слишком многого. Не жди от себя слишком многого.
– А как быть с Сэмом? – запальчиво воскликнула я. – Что тогда случилось? Почему… Почему все так сложно?
Две, три секунды она изучала меня взглядом, затем слегка наклонила голову.
– Ты знаешь, что такое моббинг?
– Вроде бы.
– Можешь объяснить?
Я сосредоточенно нахмурилась, подыскивая нужные слова, но ничего не вышло.
– Давай тогда я объясню?
Я кивнула.
– Когда один человек постоянно обижает другого, смеется над ним, делает из него изгоя, разыгрывает или плетет интриги, когда один человек намеренно атакует его словесно или физически – все это называется моббингом. В классическом сценарии есть три группы: жертва, хулиган и зрители или сообщники. Да, термины наталкивают нас на мысль, что размежевать всех очень просто, но это не так. Вот возьмем Йонаса. Если я правильно поняла, его самого дома унижает отец, и он компенсирует это моббингом. Моббинг означает контроль. Моббинг означает, что один ставит себя выше другого.
В каком-то смысле жертвами являются все. Нет, я не пытаюсь приуменьшить значение чьих-либо дурных поступков или оправдать их дурное поведение, просто показываю, что корень проблемы лежит куда глубже, чем можно предположить исходя из терминов. Хулиганы в большинстве случаев собираются в группы, а жертвы часто одиноки. И в одиночку шансов у них почти нет.
Слова, которые срывались с ее губ… их смысл резко контрастировал с деликатностью, с которой она об этом говорила. Я с огромным удовольствием заткнула бы уши.
– Те, кто моббят, не всегда злые. Часто ими движет неуверенность, страх, желание быть замеченными. И они достигают всего этого за счет жертв. Остальные нередко задаются вопросом: «Почему никто не вмешивается? Почему никто ничего не говорит? Почему все смотрят или принимают участие во всем этом?» Ответ прост: страшно. Страшно самому превратиться в мишень. Страшно пойти против коллектива.
– Но они ведь знают, что это неправильно. Как же так? Как они это терпят?
– Это ты мне скажи, Нора.
Ни упрека. Ни сострадания. Ни осуждения. Лишь честный взгляд.
– Я не знаю. Вчера… я словно впала в ступор.
Йонас, толкнувший Сэма. Я, которая стояла, бездействуя.
– Тебе было страшно.
Меня накрыло новой волной, слезы потекли по лицу. «Да, да, да!» – хотелось закричать мне.
Я не стала вмешиваться, потому что была парализована от непонимания. |