— Вы оба — болваны, — объявила искательница ведьм. — Вас даже ребенок сумеет обвести вокруг пальца.

Из уст Маниссии потоком хлынули ласковые слова, но искательница ведьм не обратила на них внимания, пристально разглядывая маленькую комнату.

— Я чувствую колдовство, — произнесла леди Глинельда. — Оно висит в воздухе, как дым.

— Должно быть, вы унюхали мой черничный пирог, — сказала знахарка. — Славно пахнет, верно? Некоторые считают чернику чересчур сладкой, но лично я…

— Заткнись, старая перечница, — раздраженно бросила Искательница и, потянув носом, нахмурилась. — Какие-то чары, вне всякого сомнения. С этим следует разобраться.

Она дала солдатам знак приступить к обыску. До Изабо донесся грохот и звон — стражи вывалили на пол посуду. Маниссия продолжала болтать, время от времени предлагая Искательнице попить чаю или перекусить, чем вызывала у той сильнейшее раздражение. Прильнув к щелке, Изабо не могла разглядеть почти ничего, кроме ее алой юбки — охотница за ведьмами стояла у самой дверцы. Маниссия ухитрилась всучить ей кружку с чаем.

Внезапно раздался какой-то шум. Маниссия закричала тонким пронзительным голосом, запричитала:

— Моя валериана! Скорее, она сгорит! Это весь мой запас! Что я буду делать, если кто-нибудь придет ко мне за помощью?

Из очага густыми клубами повалил сладковатый дым. Изабо прикрыла лицо руками, когда он просочился в ее убежище. До нее донеслись команды, которые искательница ведьм отдавала солдатам, звон металла и топот подкованных башмаков. Постепенно шум стих. Дверь внезапно распахнулась, и Изабо, вздрогнув, подняла взгляд. Она чувствовала странное оцепенение и некоторое время лишь моргала, не предпринимая никаких попыток к бегству. Но это была всего лишь Маниссия. Выбравшись из шкафа, Изабо с изумлением увидела, что Красные Стражи дремлют в креслах у очага, выводя носами затейливые рулады. Искательница Глинельда лежала на диванчике у входа с аккуратно скрещенными на груди руками и благопристойно расправленной красной юбкой.

— Что случилось? — глупо спросила Изабо и принялась тереть ладонями глаза.

— Я угостила их успокаивающим чаем, — сказала Маниссия, быстро завязывая в тряпицу каравай хлеба и немного сыра и укладывая их в мешок Изабо. — А потом — вот ведь неуклюжая глупая старуха! — я уронила в огонь связку валериановых корней, а ведь мало кто не заснет, глотнув валерианового дыма.

— А почему же вы сами не спите? — спросила Изабо, изо всех сил стараясь не зевать.

— О, я накинула на голову свой фартук, — пожала плечами Маниссия. — Изабо, ты должна уходить очень быстро. Я не знаю, почему за тобой гонятся Красные Стражи, но точно знаю, что и врагу не пожелала бы попасть в лапы к этой стерве. — Она кивнула в сторону искательницы ведьм. — Никогда не видела такого жестокого лица.

— А как же вы?

— О, не могут же они тронуть знахарку, — весело сказала Маниссия. — Теперь, когда они наглотались моего чая, они будут кроткими, как ягнята. Сегодня вечером они расскажут в местном кабаке о скромной старой леди, живущей в роще. Бедная старушка, будут говорить они, она немного не в себе, но вполне безобидна.

— Как вы это делаете? — спросила Изабо, закидывая на плечо свой мешок.

— Это Воля и Слово, — ответила знахарка, глядя на Изабо сверкающими глазами. — Тебя что, ничему не учили?

— Вы хотите сказать принуждение? Разве это не запрещено?

— О, ведьмам из Башни, у которых ты учишься, действительно запрещено, — сказала Маниссия.