А что же после боя? Пусть Четверо богов наделяют силой, кого сочтут нужным. Пусть Империум демонизирует любого из нас, кого пожелает проклясть. Это должно заботить лишь слабых людей.

По крайней мере, таков наш идеал. Если бы я заявил, будто все военачальники Черного Легиона выше подобных вещей, это было бы ложью. Как и в любой группировке или завоевательной армии, у нас есть стандарт, которому не каждый в силах соответствовать. Порой Эзекарион не дотягивает до него. Я не раз забирал черепа в тяжелых битвах или же полностью утрачивал остатки сдержанности и выкрикивал в лицо съежившимся врагам свое имя и титулы.

Даже Абаддону за эти тысячи лет доводилось сбиваться с пути. Как он любит говорить, истина дается не сразу.

Захват «Прекрасного» сформировал нас еще до того, как мы официально надели черное облачение Легиона. Абаддон наплевал на все представления о славе и известности. Он ударил со всеподавляющей силой, чтобы достичь одной-единственной цели. Мы не медлили в небе над Гармонией, не разносили вражеский флот в труху и не превращали все города планеты в пыль. Не грозили по воксу, требуя у слабого противника капитуляции и покорности. Абаддон вверг врагов в смятение, а затем вцепился в горло. Победа превыше всего.

Прошло так много времени с тех пор, когда я сражался за что-то иное, нежели выживание. Именно это в наибольшей мере задержалось в моем сознании с того дня. У меня вновь были братья. У нас были приказы и план атаки. Была общая цель.

Что же касается самого сражения, скажу вам так: оно было прямолинейным в своей простоте, хотя и более ожесточенным, чем ожидал кто-либо из нас. Абордажи всегда проходили яростно: одна из сторон бьется, оказавшись загнанной в угол, а другая — будучи практически полностью отрезанной от подкреплений. Некоторые из самых худших бесчинств войны, какие мне только доводилось видеть, происходили в ходе абордажных боев.

Едва восстановившись после транса, ослабев от применения психических сил и все еще слабо представляя, что последние несколько месяцев сделали с Анамнезис, я направился к люлькам абордажных капсул, приказав отделению рубрикаторов держаться возле меня. Телемахон, Нефертари и Гира ждали меня. Мое место было рядом с ними, в первой волне.

В том, что случилось дальше, для меня мало веселого. В этот поздний час ложь никому не поможет, и я пообещал говорить правду, поэтому именно так я и поступлю. Итак, вот правда. Вот как родился Черный Легион, пройдя крещение кровью и заплатив цену, которую я так и не смог простить.

Глава 19

СЫН ХОРУСА

Мы врезались в корпус с силой громового удара. Тряска еще не утихла, а мы уже били по рычагам сброса ремней и вскакивали с фиксирующих кресел, считая каждый мучительный удар сердца. Буры и магнамелты прогрызали дорогу через спрессованные адамантиевые сплавы, и мы, словно цепкий клещ, всверливались в железную плоть «Прекрасного».

— Десять секунд, — произнес машинный дух штурмовой капсулы.

Его голос вырывался в темное нутро капсулы из трех вокс-горгулий. Судя по всему, замысел скульптора заключался в том, что твари вспарывали себя и пожирали собственные внутренности. Какой бы смысл в этом ни заключался, для меня он оставался недоступен. Я старался не воспринимать это как зловещее предзнаменование.

— Пять секунд, — вновь раздался безжизненный голос.

Я сжал болтер, готовясь идти первым. Во мраке меня толкали другие закованные в броню тела. Я чуял мускусную пудру на крыльях Нефертари и химический запах, исходящий от вен Телемахона. Они оба были напряжены, словно лезвие, и переполнены адреналином. От них разило жаждой крови. Мехари и Джедхор были Мехари и Джедхором — безжизненными, однако верными и спокойными.

— Прорыв, прорыв, — сообщил машинный дух. — Прорыв, прорыв.