Изменить размер шрифта - +
Ну, я и умер от радости. А ты как загнулся?

– Да я в том шкапчике сидел…

Потом явился другой анекдот.

Еврей пришел вечером домой. Пошел к шкапчику переодеваться. Открыл. Стал вертеть плечики, рассматривая домашнюю одежду: "Это я не одену. На этом пятно от вчерашнего ужина. Привет, Мойша. А вот самое то".

Александр Константинович закряхтел:

– Дай мне снотворного, без него не засну.

Она поднялась, пошла на кухню.

Вернулась.

Он попил.

Стало тихо.

Через пять минут в скважину вошел ключ.

Повернулся два раза.

И явилась Ксения.

Если бы лицо ее было тревожно, или требовало прощения, он бы удрал. А оно заговорщицки улыбалось.

Она предлагало выкинуть фортель.

Поставить галочку в биографии, которая долго будет греть сердце. Совершить то, чем согреется старость.

Он схватил ее за руку, рванул к себе.

Она оказалась на нем.

Дверца сообщником закрылась.

Они почувствовали себя в гнездышке. В шалаше.

Шкаф был дубовым, и потому не трясся.

Через час Александр Константинович проснулся.

– Ксюша, где ты?

Никто не ответил.

Смирнов и Ксения спали – ночь была бессонной.

Шкаф стоял стеной. Он был мужчиной и не открыл бы дверец и бульдозеру.

Александр Константинович встал, подошел к окну. Посмотрел в окно.

– Она в это время купается… Ну да ладно. Пойду к Ивану Ивановичу, он ждет новостей. Надо его порадовать.

Оделся, ушел.

Дверца шкафа распахнулась.

Свет разбудил любовников. Они стали целоваться. Сначала сонно, потом как в последний раз. Оторвавшись, она сказала:

– Ты иди. Сейчас все на берегу. И живи. Пусть умирают они.

– Договорились.

Смирнов попытался покинуть шкаф.

– Подожди. Ты ведь любил меня? Скажи: "Я любил тебя".

– Я любил тебя, когда мы спали. Тогда ты становилась моей, и я любил. А потом, когда мы садились, ты на диван, я в кресло, я видел другую женщину…

– Да, я другая. Но с тобой я становилась не собой. И этой женщины мне часто не хватает.

– Ты и в самом деле хотела, чтобы я умер?

– Да. Я и сейчас хочу. С тобой трудно жить. Даже если ты далеко.

– Твои слова так противоречивы…

– Ты меня сделал противоречивой. Ты меня сделал грешницей. Я жила, все происходило, как у всех, а ты пришел, все выведал и сказал, что мои мужчины умирают оттого, что меня не любил отец, не любили родители и я не научилась любить. И еще ты говорил… да что говорить, ты – жесток…

– Я это говорил, потому что у тебя есть сыновья… Чтобы ты поняла, что в детей надо вкладывать душу, а то ее не будет.

– И между ними и мной ты влез…

– Как это?

– Помнишь, что ты сказал на Новый год, узнав, что из года в год я дарю им одни и те же подарки?

– Помню.

– Так вот, они все слышали. Убирайся, – вытолкнула из шкафа.

Он картинно упал на ковер.

Она не посмотрела.

Он встал, постоял, глядя на женщину, продолжавшую сидеть среди ночнушек.

Оделся.

– Ты знаешь, что должно было случиться с тобой за то, что ты променял меня на свою свинку? – раздалось из шкафа. – Я все продумала до мелочей.

Он присел перед ней. Отодвинул голубой пеньюар, чтобы увидеть лицо.

Она плакала.

Он вытер ей слезы.

– Что-то я тебя плохо понимаю. Что-то должно было случиться, ты все продумала, а я променял.

– Не дурачься.

Быстрый переход