26.

Некоторое время они шли молча. Мысли Смирнова метались, и первой заговорила она:

– А как ты научился гадать?

– Я не учился. Это дано мне свыше…

– Свыше?

– Ну да. Дар снизошел на меня в десятом классе. Нагадал, дурак, однокласснице, что родит в четвертой четверти, и она родила. Дальше – больше…

– По ладони ноги гадал?

– Нет, по картам. Но по-своему и за юбилейный рубль.

– Как это по-своему?

Он шел за ней. Спрашивая, она оборачивалась, и он видел ее лицо, такое близкое, и острую грудь, такую завораживающую.

– Ну, давал клиенту колоду карт и предлагал выбрать три самые лучшие, три самые красивые, и три самые тревожные. И отмечал, как он на меня смотрит, на карты, как выбирает их. Наблюдал, короче.

– Так ты не гадал, а тестировал?

– Можно и так сказать. Самый классный тест был, когда я вручал клиенту карты и говорил: "Сделай с ними что-нибудь"…

– Ну и что они делали? – обернулась Наташа.

– В основной массе они цепенели на такой оригинальности, некоторые начинали напряженно думать, а третьи – их было меньшинство – выбрасывали карты в мусорное ведро или в форточку на снег. Короче, десяти-пятнадцати вопросов хватало, чтобы будущее человека становилось для меня непреложным и зримым.

– Ты угадывал?!

– Да… Это было нетрудно. Тем более, я могу посмотреть на человека и увидеть его старым. Или не увидеть. Это легко, – улыбнулся, – мне легко. Я смотрю на него, пожившего, и вижу его жизнь, написанную морщинами, складками кожи, выражением глаз, осанкой, точечными угрями…

– Точечными угрями?

– Да. У бесхозных стариков их много на лице. Зрение слабое, у старухи тоже, дети не приходят или им все равно. Короче, по ним видно, следит ли человек за собой или следят ли за ним…

– Ужас… – покачала головой Наташа.

– Этот метод называется у меня "Вычитание", – кичливо улыбнулся Смирнов. – Потому что я вычитаю клиента из увиденного старика и получаю жизнь.

– Ты мог бы зарабатывать неплохие деньги… – поменяла тему женщина, не пожелав представить себя дряхлой старухой. Или предстать таковой перед глазами мужчины.

– Мог бы… Но однажды, – я, окончив университет, уже работал геологом, – мне пришло в голову, что я ничего не угадываю. Пришло, потому что я был убежденным материалистом и был уверен, что угадать дату смерти кого-либо невозможно. Или рождение девочки Маши под Пасху, а мальчика Виталия под Новый год. Я пришел к выводу, что я не угадываю, а просто люди делают то, что я им говорю. И еще одно… К этому времени было несколько случаев, когда я желал человеку зла, и через некоторое время – обычно через два-три месяца – он погибал, попадал в неприятные ситуации или просто в пожизненную лузу. И я сказал себе "Стоп! Хватит. Хватит гадать и желать зла. А если ты его пожелаешь, то оно упадет на голову твоих детей".

Смирнов остановился, изловчившись, вытащил из кармана рюкзака бутылку с "Анапой", отхлебнул добрый глоток, и пошел дальше, держа ее за горлышко.

– Ну и что? Падало?

– Да… – Глаза Евгения Евгеньевича стали жалкими. Он хлебнул еще. И с уважением посмотрел на бутылку – вино было приятным на вкус.

– Как?

– Мне не хочется говорить. Сама увидишь.

– Ты мне гадаешь на будущее?

– Не понял?

– Ты сказал: "Сама увидишь".