Прямо на улице, при свете дня. Такое впечатление, будто это сделал кто-то другой. Совсем другая Лейн.
Другая Лейн, которая шла к дому Крамера с револьвером за поясом юбки.
«Должно быть, я сошла с ума.
Что, если бы Крамер оказался дома? Что, если бы мы действительно убили его? Но этого же не случилось», — успокаивала она себя.
Теперь ее груди начали болеть, поэтому она повернулась на бок, отбросила в сторону одеяло и села на край кровати. На ней была теплая трикотажная ночная рубашка вместо ночной тонкой, на тот случай, если мама или папа увидят ее без халата. Тонкие ночные рубашки были либо с большим вырезом, либо прозрачные, либо и то, и другое вместе. Они не могли спрятать ее синяков. Теплая ночная рубашка с закрытой шеей скрывала все. Правда, не в данный момент. За ночь рубашка сбилась и поднялась до самых бедер.
Лейн глянула на закрытую дверь, затем осмотрела себя. Вверху на ногах еще были видны синяки, но некоторые места, которые прежде выглядели, словно растертые докрасна, теперь смотрелись получше. Она подняла ткань, прижав ее рукой к животу и наклонилась вперед. Там, внизу все тоже шло на поправку. Она приподняла рубашку над грудями. Синяки на них уже не были такими темными. Из багровых они стали зеленовато — желтыми.
«Еще несколько дней, — подумала Лейн, — и я стану совсем, как новенькая.
Снаружи.
Может, в следующий раз он не будет меня бить.
Следующего раза не будет!»
Она опустила свою ночную рубашку до пояса, поднялась, чтобы опустить ее вниз, затем села снова и расправила на коленях ткань.
«Должен же быть из этого какой-то выход», — сказала она себе.
Да, убить его.
Вчера она смогла бы сделать это. Или, во всяком случае, содействовала этому.
Но теперь она по — иному относилась к идее убийства Крамера. Она чувствовала, что оно ляжет черным пятном на всю ее жизнь, и ей никогда не смыть его.
«Я не могу убить его. Я не могу донести на него. Я не могу позволить ему пользоваться мною снова.
Я могла бы убить себя».
Эта мысль потрясла Лейн.
«Если я убью себя, то ему незачем будет приходить, чтобы убить маму с папой. Но тогда я погублю им жизнь. А сама наверняка сгорю в адовом огне.
К черту все это».
Она быстро встала, подошла к шкафу и достала свой халат.
«Из этого должен быть выход.
Решено, сегодня останусь дома. Это выход, по крайней мере, на сегодняшний день. А о завтрашнем дне буду беспокоиться завтра.
Может быть, Райли справится с ним без меня. Если только я буду отсутствовать довольно долго. Если только Крамер вскоре не явится за мной».
Лейн сунула ноги в тапочки. Вышла из своей комнаты и, завернув по дороге в туалет, направилась в кухню. Мама, разгружавшая в это время сушилку для посуды, оглянулась на нее.
— Ты еще не одета?
— Я чувствую себя, сегодня просто ужасно, — сказала она, постанывая, будто от боли.
— Что с тобой?
— Не знаю. Колики, голова болит ужасно, озноб. И все это одновременно.
— Мне так жаль тебя, дорогая.
Лейн пожала плечами.
— Ничего, надеюсь, что выживу. Но я думаю, что сегодня не смогу пойти в школу.
— А как же Бетти и Генри?
Лейн поморщилась. Она совсем забыла о них. И о Джордже тоже. Вчера, вернувшись домой, она позвонила Джорджу, и он выразил желание ездить в школу вместе с ними. Может, мне съездить отвезти их, а потом вернуться домой?
— Нет. Если ты не чувствуешь себя достаточно здоровой, чтобы идти в школу… Пожалуй, я сама смогу отвезти их. Но только сегодня, поскольку они ждут тебя.
— Это был бы здорово.
— Домой они как-нибудь смогут добраться, да?
— Да, конечно. |