Хочу ли я править царством быстро-быстро деградирующих обезьян?

Правильно поступили те, кто, приняв силу семнадцати колец вероятности, оставили многострадальное человечество в покое. Они ушли куда-то в далекие миры, в другие измерения, в астральное пространство… Не знаю, куда там еще. И они были правы.

Если за стадом присматривает вооруженный берданкой пастух, то овцам нет необходимости беспокоиться о неожиданном появлении волков.

А может быть, правы те, кто совсем не принял божественности, хотя и держал в руках все для этого необходимое?

Я снова взглянул на разложенные на столе металлические ободки. Прошелся по ним пальцами, ощущая приятный холодок. В воздухе почти чувствовался пьянящий аромат силы.

Но эта сила не для меня.

Прикасаясь к кольцам, я на миг ощущал нечто вроде мгновенного удара током, а потом в меня широкой волной врывался поток эмоций уже умерших людей. Последний отпечаток былой личности.

Иногда я мог даже догадаться по этому буйству чувств о том, кому раньше принадлежало то или иное колечко.

Спокойная доброжелательность Михаила Шимусенко. Рвущее душу одиночество Олии Саччи. Расцвеченная какой-то полудетской восторженностью аура бесконечного ожидания Майка Кохена. Усталость Рональда Астона…

Слившиеся воедино в самых причудливых сочетаниях неуемное любопытство и холодный прагматизм, детская романтическая натура и эгоистичное самолюбие, жестокая готовность и стальной характер. Кольца Романа Долышева. Все три.

Четырнадцать колец вероятности, которые в любой момент готовы объединить свои силы вместе с тремя моими колечками и превратить Антона Зуева в Величайшего, Всемогущего, Всезнающего, Вездесущего… И дать еще много-много иных «В».

Но эта ноша не по мне.

Я сгреб кольца трясущейся рукой и, нанизав их все на нитку, повесил себе на шею это весьма оригинальное ожерелье.

Казалось бы, все кончено. Но нет. У меня еще оставалось несколько неоплаченных долгов. И один из них можно было отдать прямо сейчас.

Я осторожно устроился прямо на полу, прислонившись спиной к холодной стене, и попытался расслабиться. Закрыл глаза. Глубоко вдохнул, чувствуя ровную размеренную пульсацию колец вероятности.

Пора.

– Выходи, – негромко попросил я. – Выходи… Оставь меня.

Что-то слабо шевельнулось внутри моей руки. Казалось, будто нечто живое и дышащее внезапно пробудилось от долгого сна и теперь желает выбраться наружу.

– Выходи.

Боли почти не ощущалось. Я только услышал какой-то сухой треск, будто что-то разорвалось, а потом по руке скользнуло покинувшее мое тело кольцо вероятности. Упало на пол. Зазвенело.

Я чувствовал, как по моему предплечью стекают теплые струйки крови, но глаза не открывал.

Ведь это еще не все.

– Выходи… Выходи… Оставь меня.

Никогда, никогда, никогда Антон Зуев не желал становиться мазохистом. Однако вот пришлось.

Я сидел на кровати в дешевом гостиничном номере и, тяжело дыша, разглядывал изуродованный кольцом вероятности палец. На коленях у меня лежал большой мясницкий нож, наточенный до остроты бритвы.

Ой как не хочется. Сейчас бы весьма пригодились парочка ампул морфия или чего-нибудь подобного. Но чего нет, того нет.

Надо действовать быстрее, прежде чем я смогу придумать десяток убедительных причин не делать этого. Нельзя терять ни секунды.

Трясущейся рукой я вытер со лба капли пота. Достал носовой платок и расстелил его на столе. Водрузил туда свою искалеченную вероятностью левую руку. Поднял нож. Осторожно протер лезвие. Вздохнул еще раз напоследок. Поморщился. Снова вздохнул… Все, Зуев, кончай тянуть резину.

Я поднял руку, стараясь держать нож по возможности более ровно.