Изменить размер шрифта - +
Проблему, как не наесться и не обидеть повара, с блеском решили корги. Они с готовностью расправились с двумя кусками куриного филе, а салат, острый рис и яблочный пудинг я завернула в салфетку, чтобы у себя спустить в унитаз. Страшно не люблю выбрасывать еду – видимо, это в крови у всех, чьи предки пережили блокаду. Но другого выхода не было, есть пудинг собаки категорически не желали.

Без пятнадцати девять я вышла из своей комнаты, закрыв дверь так плотно, чтобы и комар клюв не просунул. Днем в библиотеке эти лисицы уже продемонстрировали мне, как именно просачиваются сквозь закрытые двери. Сначала подцепить дверь когтями и поддеть, расширяя щель. Потом просунуть морду – и вуаля. Нет уж, этой ночью, девочки, вам придется искать другое место для ночлега.

На площадке лестницы я остановилась, прислушиваясь. Откуда-то снизу, издали раздавались приглушенные голоса – слуги сидели за обедом. Я подошла к портрету Маргарет.

- Ну же, отзовись, - шептала я, глядя ей в глаза. – Мне сейчас так нужна твоя поддержка.

Но искусно нарисованная женщина, кусочек жизни которой я смогла прожить, вернулась в свое время. Только холст, только краски…

Я осторожно спустилась вниз и пошла по коридору, ступая на цыпочки. Поверх платья на мне был надет халат – ну а что, вернулась к себе после ужина, разделась, а потом вспомнила, что забыла прихватить булочку и йогурт на ночной дожор!

Когда я проходила мимо лестницы, ведущей в подвал к кухне, оттуда уже раздавался звон собираемой посуды – надо было поторопиться. Свет на веранде был потушен, окна и дверь закрыты. Интересно, что будет, если Джонсон, заперев парадную дверь, решит проверить веранду? Да ничего не будет. Вернусь к Тони. Вернусь… Сначала туда надо еще дойти!

Я выскользнула в цветник и пошла вдоль северного фасада. Солнце уже село, но было еще довольно светло, и меня могли увидеть из окон. И хотя я не делала ничего преступного-запретного, эта вот конспиративность настолько будоражила, что подгибались колени. Я вспомнила, как ночью мы шли через цветник вдвоем, и по спине пробежала холодная волна, сменившаяся лихорадочным жаром.

Как-то очень некстати (а может, наоборот – очень даже кстати) в голову пришло, что у меня уже тысячу лет не было необходимости думать о предохранении. А вдруг Тони, как и многие другие мужчины, свято верят в то, что это женская забота? Таким, к примеру, был Альберто – наверно, он счел бы себя крайне униженным и оскорбленным, если бы ему пришлось купить пачку презервативов.

А что, если я забеременею?

Мысль обожгла холодом, но тут же пришло какое-то космическое спокойствие: если так, значит, в этом и есть смысл нашей встречи. Мне уже тридцать два… Нет, я никогда не считала, что женщина, которая не вышла замуж до определенного возраста, должна родить «для себя». Эта причина вообще казалась мне крайне эгоистичной – ребенок ведь не вещь, которую приобретают, чтобы себя побаловать. Но что плохого, если на свет придет еще один человечек – чтобы радоваться жизни, любить и быть любимым? И уж конечно, я не стала бы врать ребенку, что его отец – героически погибший летчик.

В окнах над гаражом горел свет. Я прошмыгнула за угол и оказалась на парковочной площадке, где поместилось бы, наверно, десятка два машин. Озираясь, как шпион в плохом фильме, я поднялась по лестнице и тихонько постучала в дверь.

- Заходи, - отозвался Тони.

В первой комнате горел свет, но она была пуста. Самый обыкновенный маленький офис – письменный стол с компьютером, стеллажи с папками и справочниками, псевдокожаный диванчик. На стенах фотографии в рамках и небольшие акварельные пейзажи. На подоконнике большой кактус и еще какой-то невнятный цветок в горшке.

Я открыла дверь и зашла в квартиру – большую комнату-студию с тремя окнами. Почему-то мне казалось, что помещение над гаражом должно быть какой-то убогой каморкой, но здесь было просторно и вместе с тем уютно.

Быстрый переход