Враг тоже повернулся и подавал кому-то рукой какие-то знаки. Джесс с легкостью обнаружила того, кому эти знаки предназначались. Людям не разрешалось во время службы стоять у входа в церковь, словно зрителям на представлении. Но один человек все же стоял, игнорируя попытки служителя заставить его сесть, и она увидела, как поднимается его рука, отвечая на сигнал сообщника. Он был высоким, довольно худым, темноволосым, одетым в старый дождевик, которые так популярны в Англии.

На этот раз Джесс сознательно рухнула на колени. Второй мужчина в дверях — сколько их еще, внутри и снаружи? Надо что-то делать. Надо что-то придумать. В голове ее в бешеном темпе прокручивались и отбрасывались возможные варианты, а вокруг поднялось бормотание:

— Уповаем не на правоту нашу, а на всемогущество и великую милость Твою. Ибо мы недостойны подбирать крохи под столом Твоим...

Когда молящиеся поднялись и раздался красивый выразительный голос, заговоривший о чем-то не совсем уместном, о каких-то запретах и объявлениях о ежемесячных собраниях, ей стало ясно одно — что следует сделать. Но как? Она еще не собралась с мыслями, как вновь полетели ввысь ангельские голоса, и двое церковных служителей медленно зашагали по нефу. Она не обращала на них внимания, пока американская леди не пихнула ее локтем.

— Они собирают пожертвования, дорогая. Если вам надо английских денег...

— Спасибо, у меня есть.

Джесс полезла в сумочку. Кошелек с мелочью никак не подворачивался под руку. Красно-коричневый бархатный мешок для пожертвований с маленьким отверстием сверху проплывал в ряду перед ней. Какой милый мешочек по сравнению с блюдом, которое носят дома... Пальцы нащупали наконец кошелек с его неординарным содержимым, и в голове у нее словно вспыхнул ослепительно яркий свет.

Служитель, протягивающий ей мешок, не мог видеть, что она бросает, — она постаралась не разжимать кулачок, пока не засунула его внутрь, — но услышал тяжелый мелодичный звон нескольких тяжелых предметов, упавших на уже опущенные монеты. Такой звук издают полукроны, никак не меньше, и он подарил юной леди вежливую улыбку, прежде чем двинуться дальше. Иностранцы — в конце концов, это не их церковь, и очень мило с их стороны проявлять подобную щедрость, хотя Альф говорит, что за ними нужен глаз да глаз, особенно за американцами... Мужчина в следующем ряду бросил фунтовую бумажку, и служитель забыл о юной американской леди. Этот делает все напоказ, заботится, чтобы все его оценили.

Довольная собой, Джесс расслабилась. Но тут локоть соседки снова впился ей в ребро, а в ухе раздался свистящий шепот:

— Они все потащились туда. Что нам делать?

— Если желаете причаститься... — неуверенно начала Джессика.

— Я — баптистка, — отрезала ее новая знакомая таким тоном, как будто ей предлагали принять участие в небольшой Черной мессе.

— Ну тогда остаемся сидеть, вот и все.

Женщина кивнула, с неодобрением следя за процессией. Джесс присоединилась к молитве Господней, пытаясь подавить странные звуки, исходившие из желудка. Она не была голодна, но нервничала, и бурчанье в животе усиливалось по мере того, как поток причащающихся редел. Скоро служба закончится. Кольцо она пристроила, но что делать с собственной трепещущей и бурчащей персоной? И скоро — слишком скоро — священник повернулся к пастве:

— Господь с вами.

Джесс не ответила, пытаясь размять напряженные мускулы ног.

— Идите с миром, — нараспев произнес священник.

Джесс сочла эту мысль прекрасной и начала действовать в полном согласии с ней, пока прихожане бормотали заключительное благодарение Богу. Прежде чем кто-то сдвинулся с места, она вскочила со скамьи и вылетела через дверь в клуатр, оставив позади нескольких возмущенных служителей и — будем надеяться — двух опешивших злодеев.