— В этом я не сомневаюсь, — заметил я, — учитывая, кто их стережет!

— О да, древние защитили их на славу! — театрально возопил старец, вскидывая руки в показном ужасе. — Кто знает, какие существа до сих пор таятся там? Кто знает, что за твари бродят в руинах? Кто знает, что за жуткие обличья, какие кошмарные чудища… Слушай, прекрати там ковыряться, да еще хвостом! Это негигиенично!

Я выпрямился.

— Ладно, ладно, — проворчал я. — Идея ясна. Я отправлюсь в Эриду и посмотрю, что удастся там раскопать. Но при одном условии: когда я вернусь, ты немедленно отпустишь меня на волю! Никаких споров, никаких уверток. Я слишком долго пробыл на Земле, у меня вся сущность ноет, как гнилой зуб.

Хозяин расплылся в беззубой ухмылке, выпятил подбородок и погрозил мне морщинистым пальцем.

— Это все зависит от того, что ты мне принесешь, Бартимеус! Если ты сумеешь произвести на меня благоприятное впечатление, я, быть может, тебя и отпущу. Смотри же не подведи! Ну, готовься, я сейчас свяжу тебя с твоим заданием.

Где-то посреди заклинания под окном зычно затрубил рог — то был сигнал закрытия Кедронских ворот. Издали ему откликнулись часовые с Овечьих ворот, Тюремных ворот, Конских и Водяных ворот, и так по всем городским стенам, пока наконец не протрубил огромный рог на крыше дворца, возвещая, что Иерусалим заперт на ночь и может спать спокойно. Пару лет назад я бы еще понадеялся, что это отвлечет моего хозяина и заставит его сбиться и тогда я смогу ринуться вперед и пожрать его. Сейчас я не тешил себя надеждами. Он был слишком стар и слишком опытен. Чтобы до него добраться, потребуется что-то посерьезнее.

Наконец волшебник произнес последние слова. Тело прелестной девы сделалось текучим и полупрозрачным; какое-то мгновение я висел в воздухе, подобно статуе из шелковистого дыма, а потом беззвучно исчез.

2

Бартимеус

Сколько бы раз ты ни видел ходячих мертвецов, всегда забываешь, какие они на самом деле жалкие и растрепанные. Нет, когда они только вылезают из стены, они смотрятся недурно: на них работают и эффект внезапности, и жуткие провалы глазниц, и скрежет зубовный, и — если заклятие Реанимации сработано на совесть — кошмарные бестелесные вопли. Но потом они принимаются неуклюже гоняться за тобой по всему храму, дергая тазом, сверкая коленными чашечками, топыря костлявые руки, — это, видимо, должно смотреться угрожающе, но выглядит так, как будто они собираются сесть за фортепьяно и выдать забойный рэгтайм. И чем быстрей они бегают, тем сильней расшатываются у них зубы, а камни ожерелий подпрыгивают и застревают в глазницах. Наконец они начинают спотыкаться о свои погребальные пелены, падать на пол и вообще путаться под ногами у легконогих джиннов, которые мирно идут своей дорогой. Ну и разумеется, как это свойственно скелетам, они не в состоянии выдать ни одной приличной реплики, которая придала бы хоть немного интереса смертельно опасной ситуации, в которой ты находишься.

— Ну же, ребята, — говорил я, вися на стене, — неужели среди вас нет никого, с кем стоило бы поболтать?

Свободной рукой я метнул через зал сгусток плазмы, и под ногами у одного из мечущихся мертвецов разверзлась бездна. Скелет исчез в небытии, я метнулся вверх, оттолкнулся от сводчатого потолка и ловко приземлился на голову статуи бога Энки в противоположном конце зала.

Слева от меня выбрался из своей ниши мумифицированный труп. На нем были лохмотья раба, проржавевшие кандалы и ржавая цепь на иссохшей шее.