То есть право-то у него есть, но не все в этом мире определяется правом.

И по всему выходило, что если Барабин отпустит Сандру просто так, то она мало того что сама утвердится в мысли, будто он полный идиот, так еще и разнесет эту мысль по всему свету.

Но было и еще одно затруднение, которое тоже вытащила на поверхность Сандра сон-Бела.

Остальные молчали, как рыбы об лед, потому что боялись спугнуть удачу, которую поймали за хвост благодаря неосведомленности чужеземца о местных обычаях. А Сандра не преминула сообщить, что нельзя отпускать рабынь на свободу голыми и голодными.

— Тогда тебе придется подождать, пока я заработаю денег тебе на одежду и на еду, — только и смог ответить на это Барабин. И добавил с усмешкой: — Или ты не прочь сама заработать их для меня?

— Если господин прикажет, — ответила она медовым голосом, в котором сквозили такие нотки, из-за которых Барабин и впрямь почувствовал себя идиотом.

А тут еще женщины из йоменских семей подняли такой гвалт, что Роману почудилось, будто на корабле начинается новый бунт.

Но все оказалось гораздо прозаичнее. Девушек просто охватило острое желание спихнуть Сандру сон-Бела за борт за то, что она выболтала чужеземцу вещи, которые им хотелось бы скрыть.

Сандре просто нечего было терять. Она была дочерью вольноотпущенницы и не имела йоменских привилегий.

Что это за привилегии, Барабин толком не понял, но те бывшие пленницы, которые ими обладали, громче всех протестовали против идеи коллективно или по очереди отдаться Роману перед освобождением.

И дело было вовсе не в том, что Барабин не нравился им, как мужчина.

Просто этот акт окончательно превратил бы их в рабынь, и после освобождения они оказались бы на положении вольноотпущенниц, у которых никаких привилегий нет.

Надо полагать, Сандра сон-Бела преследовала именно эту цель, ненавязчиво наводя Барабина на мысль ковать невольниц, пока они горячи. Ей хотелось опустить гордых йоменских жен и дочерей до своего уровня.

Но у девушек из йоменского сословия были другие планы, и они, побросав весла, накинулись на первую красавицу деревни в единодушном стремлении выдрать к чертям ее роскошные волосы с корнем и без остатка.

Барабину тоже досталось, потому что девицы попутно целовали ему ноги и вешались на шею, умоляя не унижать их низведением в законченные гейши. Уж лучше пусть господин выставит их голыми на позор и заставит нагими идти пешком из Альдебекара обратно в Таугас, потому что этот позор забудется, а низведение в гейши — никогда.

И тут у Романа сорвало планку окончательно.

— Я сейчас так вас опозорю, что мать родная не узнает! — взревел он. — Марш на весла живо, а то всех отымею прямо здесь и за борт выкину! Будете рыбам рассказывать про свои привилегии!

Голова Барабина и без того шла кругом от свалившихся на него несчастий, и вникать в хитросплетения законов и обычаев королевства Баргаут было выше его сил. А впереди вырисовывалось вообще черт знает что.

«Торванга» окончательно выбилась из графика, и по всем расчетам конные аргеманы уже в самое ближайшее время должны были появиться на берегу.

А когда это случится, всем будет уже не до тонкостей и проблем владения живой собственностью и эксплуатации человека человеком.

Хорошо бы просто выжить и не попасть в плен вместе со всей этой собственностью. А то ведь тут хозяева подчас сменяются быстро.

Только что был рабовладелец, а через минуту глядишь — уже и раб.

И все-таки аргеманы успели раньше.

Этого следовало ожидать, но Барабин втайне все-таки надеялся, что «Торванга» доплетется до Альдебекара быстрее, чем пираты, не привыкшие путешествовать по суше.