И прежде чем кто-нибудь из ее родителей смог произнести хоть слово, она повернулась и ушла, оставив их в шоке. Патриция вихрем прибежала к себе домой и, влетев в комнату Эмиля, заставила его вздрогнуть.

— О, господи! Что ты так врываешься? — воскликнул он.

— Ну и день выдался сегодня! — взорвалась она и швырнула свою сумочку, а затем ухватилась за бутылочку с мазью.

— Успокойся! — сказал Эмиль, едва удерживаясь от смеха. — Тебе не следует растирать меня, когда ты пребываешь в таком ужасном настроении. Ты разломаешь все мои кости!

Она нахмурилась, а потом, тяжело вздохнув, сказала:

— Не волнуйся! С тобой будет все в порядке.

— А теперь расскажи мне, кто так испортил тебе настроение? — спросил ее Эмиль.

Патриция села в кресло и ответила:

— Я ходила навестить своих родителей. Я жила надеждой, что все-таки победит здравый смысл, но нет… Они даже отказались видеть меня.

Впервые за долгое время Эмилю стало жаль жену. Это он был виноват в разрыве между ней и ее семьей.

— Мне очень жаль, Патриция, — сочувственно произнес Эмиль.

— А мне теперь нет, — зло выкрикнула она. — Пара выживших из ума ханжей! Они сами себе навредили этим, потому что только я смогу им помочь! Но я высказала им все, что о них думаю! Мне неприятно даже думать, что они — мои родители!

Эмиль громко рассмеялся, а Патриция, у которой вспышка гнева уже кончалась, засмеялась невольно вместе с ним.

И только сейчас она поняла, что они удивительно легко разговаривают! Они как-то незаметно переступили барьер молчания, существовавший между ними последние месяцы!

Патриция посмотрела на Эмиля, и ей показалось, что он заметил то же самое. Они замолчали, и шаткое взаимопонимание вдруг опять куда-то исчезло, и настороженность вновь появилась в их глазах.

Она смущенно встала из кресла и направилась к двери позвать Джексона. Тот снял с Эмиля одежду, и Патриция, налив себе в ладони лекарство Моники, стала привычно втирать его в руку мужа.

«Как жаль, что так быстро погасла искорка доверия», — печально думала Патриция, массируя руку.

Эмиль сожалел о том же и, боясь встретиться с ней взглядом, лежал с закрытыми глазами.

Патриция, закончив работу над рукой, перешла к ноге. Эмиль уже несколько дней не испытывал тех адских болей, что сопровождали процедуру в начале, но сегодня под прикосновением ее пальцев по бедрам вдруг разлилось приятное тепло. Он почувствовал, что проснулась его плоть, и, покраснев, желал только, чтобы простыня, укрывавшая пах, не дала заметить этого Патриции.

Его постоянный гнев на Патрицию парализовывал его желания, но сегодня он потерял над собой контроль и понял, что она по-прежнему желанна для него. Его любовь к ней выжила, несмотря на боль, страдания и жажду мести.

Как бы он упорно не подавлял ее, но она все еще была жива.

Нет, он совсем не хочет, чтобы страсть к ней снова возродилась в нем. «Нет, только не это, и он непременно примет к этому меры», — решил для себя Эмиль.

Как только Патриция ушла, Эмиль подозвал сержанта и сказал:

— Джексон, я хочу просить тебя об одном одолжении!

— Да, сэр.

— Возьми у меня денег и приведи мне проститутку.