Что ж, как бы там ни было, он не сможет доставить ей таких неприятностей, какие может доставить активный молодой человек вроде мистера Бриггса. Влюбленный мистер Бриггс непременно потеряет голову на публике, будет преследовать ее и совершать всяческие безрассудства. Она так и видела, как мистер Бриггс, вооруженный веревочной лестницей, распевает у нее под окном ночные серенады – крайне неудобно и утомительно. Мистер Арундел же вряд ли пойдет на крайности. Он прожил слишком длинную и слишком хорошую жизнь. И он наверняка не умеет петь, да и не захочет. Ему, наверное, как минимум лет сорок. Сколько хороших, сытных ужинов может съесть человек к сорока годам? А если учесть, что все это время мистер Арундел предавался не физическим упражнениям, а сидя писал книги, то, совершенно естественно, он обрел ту фигуру, которую обрел – фигуру человека, склонного к разговорам, а не приключениям.

Скрэп, впавшая в меланхолию при виде Бриггса, при виде Арундела настроилась на философский лад. Итак, вот он. С этим ничего не сделаешь. Прогнать его до ужина не удастся. Следовательно, придется его терпеть.

Раз так, она извлечет из этого максимальную пользу, и сделает это с неизбежным изяществом. Он послужит временной защитой от мистера Бриггса. По крайней мере Фердинанд Арундел знал всех ее знакомых, он поведает ей все новости о матери и друзьях, и такой разговор за столом воздвигнет барьер посягательствам второго. В конце концов, все это только на один ужин, и не съест же он ее.

Поэтому она настроилась на дружелюбие. Проигнорировав его последнюю фразу, она сообщила:

– Ем я в восемь, и вы должны подняться и тоже поесть. Присядьте, отдохните, расскажите, как там у всех дела.

– Но могу ли я отужинать с вами? В этой дорожной одежде? – осведомился он, отирая платком лоб и присаживаясь подле нее.

Она слишком хороша, подумал он. Любоваться ею целый час, слышать ее голос – это награда за путешествие и вознаграждение за все его страхи.

– Вы, конечно, оставили пролетку в деревне и уедете из Медзаго ночным поездом?

– Или остановлюсь на ночь в гостинице в Медзаго и поеду завтра. Но расскажите же о себе, – сказал он, любуясь восхитительным профилем. – Лондон чудовищно скучен и пуст. Леди Дройтвич сказала, что вы здесь с людьми, которых она совершенно не знает. Надеюсь, они к вам добры? Вы выглядите – что ж, вы выглядите как человек, которому целебный отдых пошел на пользу.

– Они очень добры, – ответила Скрэп. – А нашла я их по объявлению.

– По объявлению?

– Я обнаружила, что это отличный способ заводить друзей. Мне с ними так хорошо, как будто я их годами знала.

– Правда? И кто они?

– Сами попробуете догадаться, вы их всех увидите за ужином. Но расскажите мне о маме. Когда вы с ней в последний раз виделись? Мы договорились не писать друг другу, только в случае крайней необходимости. Мне хотелось на месяц отключиться от всего.

– Ну вот, а я заявился и помешал вам. Не могу передать, как мне стыдно – и за то, что я это сделал, и за то, что не мог поступить иначе.

– О, перестаньте, – сказала Скрэп, ведь он не мог бы выбрать лучшего дня, поскольку там, наверху, ее поджидал очарованный Бриггс.