— Ничего. Пусть я останусь в проигрыше, зато неплохо развлекусь с тобой. Иди сюда… — он похлопал по одеялу.

— Извини, но я устала, к тому же после похищения не могла даже умыться.

— Это, конечно, досадно. Что делать — в этой треклятой Европе нельзя мыться так часто, как хочется, — поморщившись, капитан устало потянулся. — А теперь иди сюда. Не заставляй меня вставать.

Чувствуя себя прескверно, Карриоццо наклонился над лежащим без движения Филиппе Повязка, скрывавшая рану на голове, была красной от крови.

— Прости меня, — пробормотал юноша, — я пытался…

Забыв о всех обидах, Антонио сжал руку младшего брата.

— Ты жив и это главное.

— Ты должен добраться до нее раньше, чем он, — тихо проговорил Филиппе.

— Кто он? — потребовал ответа нетерпеливый Людовико.

— Дель Уциано. Он напал на меня.

Антонио взглянул на Людовико и повторил слова Никколо, твердо зная, что скрывается за ними: «Упрямый характер вечно заставляет ее поступать неразумно. Сначала ей вздумалось полюбоваться звездным дождем, а теперь — мчаться на свидание к реке».

— Откуда ему было знать, при каких обстоятельствах Лали исчезла из Бельфлера в первый раз? И насчет реки? Этот мерзавец сбил нас со следа, убедив, что похититель увезет Лали в Венецию. Ты и теперь не веришь в предательство своего кузена, Бельфлер? — мрачный Антонио отвернулся от Людовико и обратился к брату: — Почему Уциано так с тобой поступил?

— Ты… ты теряешь время, — стуча зубами, пробормотал Филиппо.

Он поднял дрожащую руку и дотронулся до раны. Девушка, на коленях которой лежала голова младшего Карриоццо, обеспокоено убрала его ладонь и умоляюще посмотрела на мужчин:

— Ему очень плохо. Синьоры, нужно поскорее привезти этого рыцаря к лекарю.

Но Филиппо собрался с силами и, запинаясь, горячо зашептал:

— Я хотел переговорить с ним. Я виноват, что доверился ему. Ты зря обидел Доминику. Ты же знаешь, что я никогда не интересовался делами феода. После смерти нашего отца дель Уциано предложил нам помощь в управлении землями, а Доминика заботилась о нашей матери, которая тяжело переживала утрату своего супруга. Когда матушка почувствовала себя лучше, Доминика решила взглянуть на книги, где велись записи, и после этого взяла управление в свои руки. Она лишь вчера мне призналась: Доротея накричала на нее за то, что Доминика радовалась моим победам на турнире, и принялась упрекать дочь в том, что та не ценит заботу о ней, и рассказала по глупости, что Никколо получил два первых письма из Стамбула и сжег, чтобы ты не вернулся, а Карриоццо вместе с серебряными рудниками Майано достались Доминике и — следовательно — ее отцу. Я решил объясниться с негодяем и увязался за ним. Мы встретили двух всадников, они приблизились к Уциано и стали о чем-то ему докладывать. Я услышал: «Она в надежных руках. Капитан Джаноцци ее не отпустит».

— Джаноцци?! — не веря своим ушам, с ужасом уставился на брата Антонио.

— Никколо заметил, что я слушаю их, и приказал своим сообщникам убить меня. Он сказал, что от меня мало проку, что Доминика выйдет замуж за Антонио… общее горе сблизит их.

— А где были люди Уциано?

— Он отправил их по другой дороге. Наверное, ожидал встречи с теми мерзавцами, которые украли Мальвину и ударили меня со спины.

— Моя дочь заметила, что в придорожной канаве под ветками кто-то лежит, — вмешался крестьянин, стоящий возле подводы, запряженной волом. Мы нашли этого рыцаря.