Поговорили еще немного о делах — я пожаловался, что никак не могу поймать главу администрации, но он меня успокоил, мол, никуда тот не денется и Самохин с ним уже переговорил, так что никаких проблем с приватизацией теперь не будет.
Поговорили еще «за деревню» — скоро начнется сезон отпусков, так что народа, а значит и проблем здесь прибавится. На том мы с ним и разошлись.
Глава 4
Крики и ругань я услышал метров за пятьдесят. Само собой — сразу понял, откуда летят отборный мат и женский визг. А потом уже увидел один из источников звуков.
Это был молодой мужчина лет тридцати пяти — высокий, крепкий, но уже порядком отяжелевший. Со спины он был похож на того, что сидел у меня в зиндане, только тот, надо признать, было на порядок противнее. У этого еще сохранился человеческий облик, он был даже красив — эдакой негативной мужской, брутальной красотой. Квадратный подбородок, высокие скулы, большие голубые глаза — в юности он был совсем красавчиком, на то вероятно и попалась женщина, глаз которой украшал здоровенный свежий фингал. Нет, все-таки не свежий — он уже начал желтеть, рассасываться, в изначальном своем состоянии фингал скорее всего закрывал весь левый глаз. Крепко ей досталось, точно.
Сказать, что я готов уничтожить всех мужиков, которые поставили фингал какой-либо женщине — это было бы преувеличением. Все-таки я никто иной, как полицейский, и насмотрелся в жизни уже всякого. Да и криминальные новости читал и читаю — куда от них деться? Помню, как судили одну мадам, упорно стремившуюся убить своего мужа — просто ради того, чтобы осталось наследство и она могла бы спокойно, без проблем развлекаться с мужиками. Ее хитрые затеи почти удались — если не ошибаюсь, разоблачили только после третьего по счету покушения.
Самое интересное было то, как она обставляла все эти покушения — вроде бы как раз муж на нее покушался, а она, несчастная, защищалась от его беспредела. В последнем покушении она разбила ему голову сковородой и попыталась вытолкнуть из окна многоэтажки. Он чудом остался жив. Просто голова оказалась крепче, что того ожидала любимая жена.
В суде эта тварь сделала умильную мордашку, изображала полную невинность и говорила о бесстыдном оговоре со стороны подлого мужа и его злых приспешников. Тут мужу надо бы сказать спасибо экспертам-криминалистам, которые как дважды два доказали, что именно она была агрессором, а не ее несчастный, чудом не добитый муженек. Ну и операм, которые вскрыли ее похождения на стороне.
И вот пусть мне кто-то скажет, что такая тварь не заслуживает хотя бы фингала под глазом!
Приходилось мне и пьяных баб оформлять — когда их доставляли в райотдел, и я тогда был на сутках при дежурной части. Даже вспоминать не хочется — ну такое отвратное это зрелище, пьяные агрессивные бабы! Если бы эти бабы видели себя со стороны! Если бы заснять, и показать их в таком виде всей родне и друзьям! Ей-ей, многие из их близких, сослуживцев были бы просто потрясены — рядом с какой мразью им приходится жить и работать.
Впрочем, подобных роликов где-нибудь в ютубе имеется море разливанное, так что вряд ли кто-то удивится еще одному, новому ролику. Да и не сторонник я такого действа — снимать этих мерзких бабищ и выкладывать ролики в сеть. Помню, как сказал дядюшку Мокус обезьянке, которая хотела поглумиться над нехорошими сыщиками, преследующими поросенка Фунтика и увязшими в болоте. Обезьянка спросила: «Дядюшка Мокус, можно, я кину в них грязью?» На что дядюшка Мокус нравоучительно ответил: «Ну что ты, Бамбино! Это плохие люди, но у них могут быть хорошие дети, которые наверняка очень любят цирк!»
Вот так же и я — только ради детей переламывал себя и не снимал этих пьяных дебоширок, поливающих меня матом, пытающихся пнуть и плюнуть мне в лицо. |