В Киеве ее знали все. Улита часто толклась на пристани, громко торгуясь из‑за любой мало‑мальски понравившейся ей вещицы. И ведь умудрялась так сбить цену, что заморские купцы только щелкали языками да, завидев издали толстую румяную бабу с широким улыбчивым лицом и голубыми выцветшими глазами, убирали подальше дорогие товары. Кажется, она приходилась женой одному из отправленных в Полоцк воев. Он вернулся с Варяжко…

Егоша кивнул.

– Так вот Улита, – продолжил Волхв. – Чего ей Ярополк худого сделал? Ничего… А она, змея, его отравить задумала.

– Как?! – Егоша изумленно вскинул брови. Улита – и отравить? Нет… Болотник не мог представить ее с отравным зельем в руках. Отгоняя дурные мысли, он помотал головой.

– А ты башкой не верти, – невозмутимо продолжал Волхв. – Я людей получше тебя знаю. И вести эти не сам выдумал, а у верного человека узнал. Муж Улитин, Потам, у Ярополкова отца воеводой был, а Владимир новгородский пообещал ей после смерти Ярополка посадить Потама в Новом Городе вместо себя.

У нее до сей поры грамота от новгородского князя припрятана.

– Погоди! Погоди! – Егоша положил ладонь на колено Волхва и легонько сжал, чувствуя под пальцами узкие кости жреца. – Не может этого быть! Ярополк Владимиру брат!

Тот вскинул глаза:

– Ох, всему‑то тебя учить надо, темнота болотная! Говорил же я тебе, когда в Киев шли, – в больших городищах все иначе! Здесь на родство не глядят – за власть цепляются. Да ты не переживай. Чай, Ярополк тебе не родня. Умрет – я тебя к Владимиру пристрою. У него не хуже будет.

Егоша не понимал. Неужели Волхву и впрямь все равно? Неужто не хочет поведать людям о заговоре? Ложью иль лестью путь себе торить – это одно, но смолчать о злодействе – это совсем другое! Он вспомнил глубокие глаза Ярополка, его голос, сказавший: «Оставь парня… Его правда…» Князь, а его, уного, перед нарочитым защитил!

– Я Ярополка упрежу, – тихо вымолвил болотник.

– Как хочешь, – отозвался Волхв. – Мне до князей дела нет, я не под ними – под небом хожу.

Он ловко вытянул из углей кусочки обжаренного мяса и на кончике ножа протянул один Егоше:

– Угощайся.

Мясо было вкусным. Пахло аппетитно. Вот только в глотку не лезло. Мешали думы о Ярополке, о коварной румяной Улите, о равнодушии Волхва. Егоша осторожно положил угощение на дубовый лист и поднялся:

– Я должен упредить князя. Волхв понимающе кивнул:

– Ступай, раз решил. Худа от этого не будет. Егоша не желал так быстро уходить от друга, но и смерти новой не хотел носить на сердце. Подгоняя, страшные предчувствия заставляли его бежать со всех ног обратно, к Киеву. Болотник даже ни разу не обернулся. А коли и обернулся бы, навряд ли приметил, как злорадно вспыхнул за его спиной огонек костра и как, шипя, угас под торжествующим взглядом Волхва.

ГЛАВА 9

Не находя себе места, Сирома целый день слонялся по лесу, качался от дерева к дереву, от камня к камню и ждал, напряженно вслушиваясь в чащу. В ее тревожном молчании ему чудились тяжелые шаги, но только в вершинах шумел ветер и кукушка одиноко мерила время. Иногда он принимался тихонько звать:

– Хозяин! Хозяин!

– Не скули! – неожиданно раздался над его головой грозный голос.

Ветер тут же стих, и кукушка смолкла, а Сирома как подрубленный рухнул на колени, желая лишь одного: припасть лицом к меховым сапогам Хозяина и молить о прощении.