В полумраке зала перед ней вдруг ясно высветилось лицо аббатисы, матушка ласково улыбалась, Элис видела каждую ее морщинку. На мгновение ей даже показалось, что матушка легко коснулась ее плеча, оперлась на него, как бы приглашая прогуляться по монастырскому саду. Но нет, прохладная и сухая свежесть деревьев и грядок с лекарственными растениями, тишина и покой — все осталось в далеком прошлом.

— Я и половины из них не успела повидать. — Элис на ходу придумывала новые подробности. — У них в самом разгаре был пост… или праздник, и меня держали в сторожке у самых ворот. Мне было скучно все эти три дня, и я была очень рада, когда наконец приехала телега и увезла меня в Пенрит.

На помост ступил слуга, он подал серебряное блюдо с едой сначала старому лорду, потом его сыну, следом — леди Кэтрин. Только тогда все принялись есть нарезанное тонкими ломтями темное мясо.

— Это оленина, — удовлетворенно сообщила миссис Эллингем. — Дэвид приготовил неплохое угощение.

— Дэвид? — удивилась Элис. — Разве Дэвид распоряжается обедом?

— А кто же, — отозвалась Марджери. — Ведь он управляющий старого лорда, он распоряжается всем, что происходит в замке, все обитатели замка должны его слушаться, он надзирает за хозяйством и поместьями, приказывает, что надо выращивать, и все самое лучшее отбирает для замка. Молодой лорд Хьюго частично исполняет обязанности управляющего за пределами замка, в селах, кроме того, чинит суд и расправу вместе с отцом.

— А я думала, Дэвид простой слуга.

Миссис Эллингем засмеялась, и Элис покраснела.

— Не дай бог, он это услышит! — весело сказала дама. — После милорда и молодого лорда Хьюго он самый влиятельный человек в замке.

— И самый опасный, — тихо добавила одна из женщин. — Этот Дэвид злой, как змея.

Еду им пришлось ждать довольно долго. Наконец подали обед на блюдах тонкого олова — на серебре вкушали только лорды и леди Кэтрин. Мясо ели руками, разрезая ножом. Потом принесли похлебку в тарелках, ложки с толстыми ручками и хлеб из хорошо промолотой ржаной муки на толстом деревянном подносе. За господским столом ели с пшеничным хлебом; Элис хорошо видела большую светлую аппетитную буханку. Пища была слегка подогрета, только похлебка оказалась холодной.

Девушка положила ложку на стол.

— Тебе не по вкусу? — поинтересовалась ее соседка. — Кстати, меня зовут Элиза Херринг. Так тебе не нравится?

— Холодная, — пояснила Элис. — И кажется, пересолена.

— Она сварена из солонины, — вмешалась миссис Эллингем. — А солонина со дна бочки, провалиться мне на этом месте. Похлебка всегда холодная. Пока донесут из кухни, остывает. Горячего мяса я не ела с тех пор, как покинула дом.

— Вам бы лучше помолчать, мясо, видите ли, ей холодное, — сердито пробубнила Элиза Херринг. — Насколько мне известно, невестка не кормила вас олениной, ни горячей, ни холодной, ни даже сырой.

— Чума ее забери, — ответила миссис Эллингем, после чего обратилась к Элис: — Вот ты смогла бы как-нибудь повлиять на незнакомую тебе особу? Смогла бы смягчить ее сердце и сделать так, чтобы она полюбила меня? Или свести в могилу? Кругом столько болезней, почему бы ей не подхватить лихорадку.

Элис пожала плечами.

— Я всего лишь лечу травами, и ничего больше. Колдовать я не умею, а если б и умела, не стала бы. — Элис сделала паузу и, только когда убедилась, что все дамы ее слушают, продолжила: — Да и заклинаний никаких не знаю.