Улыбаясь от этой мысли, она смотрела на лорда, как вдруг портьера за его спиной снова шевельнулась и в зале показался его сын.

Молодой лорд Хьюго был так же высок ростом, как и его отец, лицо у него было такое же скуластое и жесткое, отцовские черные глаза, пронизывающий взгляд и орлиный нос. У кончиков губ залегли глубокие морщины, и на лбу, меж бровей, была складка, словно он постоянно хмурился. Но когда кто-то в зале крикнул: «Эй-эй! Хьюго!» — лицо его вдруг осветилось самой радостной и веселой улыбкой, будто к стогу сена поднесли пылающую головню.

— Матерь Божья, — тихо промолвила Элис.

— В чем дело? — удивился Дэвид. — У тебя что, видение? Интересно, что ты там увидела.

— Нет-нет, — отозвалась Элис, не желая признаваться. — Ничего особенного. Пустяки. Просто увидела… — Она помедлила и беспомощно закончила: — Просто увидела, как он улыбается.

Ей бы посмотреть на Дэвида, но она не могла оторвать глаз от молодого лорда. Он стоял, небрежно положив руку на спинку кресла и повернув голову к отцу. Свет факела отражался в зеленом изумруде, сверкающем на тонком длинном пальце, широкий камзол тоже был зеленым, голову украшала надетая набекрень бархатная шляпа, из-под которой выбивались черные вьющиеся волосы.

— А вот и мегера, — подал голос Дэвид. — Вон она, садится слева от милорда.

Но Элис едва ли его слышала. Она все смотрела на молодого лорда. Это он был там, когда пылало аббатство. Это он хохотал, когда на крышах лопалась раскаленная черепица, взрываясь, словно фейерверк, и расплавленный свинец стекал на землю ослепительным водопадом. Это он виноват в том, что аббатство сгорело, что матушка Хильдебранда погибла, а сама Элис снова оказалась в целом мире одна без всякой защиты. Он преступник, он совершил самый страшный, самый тяжелый грех. Он поджигатель, и это отвратительно. Он убийца. Элис изучала его строгое лицо и умом понимала, что должна ненавидеть его как своего злейшего врага. Но Хьюго был так красив и обаятелен, что это действовало сильнее всякого колдовства. В этот момент старый лорд как-то пошутил, Хьюго закинул назад голову и засмеялся, Элис тоже не удержалась и улыбнулась — так мы смеемся вслед за хохочущим ребенком или улыбаемся, видя чью-то бурную радость. Она смотрела в дальний конец зала, на Хьюго, и понимала, что ее лицо, никем не замечаемое, сияет от удовольствия.

— Ишь ты, глянь-ка, какая спесивая, — пренебрежительно сказал карлик.

Жена молодого лорда была высока ростом и казалась старше своего мужа. Окинув зал властным и вместе с тем бесстрастным взором, она с холодным изяществом поприветствовала тестя, учтиво помедлила, дождавшись, когда усядутся лорды, и только потом опустилась на кресло. Наконец снова взглянула в зал и заметила Элис.

— Нагнись, — зашептал карлик. — Нагнись. Ради бога, опусти голову. Она смотрит на тебя.

Но Элис выдержала пристальный взгляд холодных серых глаз этой женщины.

Леди Кэтрин что-то спросила у одной из сидящих поблизости дам. Та сразу обернулась на Элис и подозвала слугу. Знахарка прекрасно понимала важность соблюдения этикета и субординации, она знала, что сейчас к ней направляется самый низкий по званию слуга, но глаз от лица леди Кэтрин не отвела.

— Две кошки на крыше одного сарая, — тихо пробормотал Дэвид.

Вдруг Элис стало больно; она так сильно сжала скрытые рукавами кулачки, что ногти впились в ладони. Слуга остановился прямо перед ней на покрытом грязным тростником полу.

— Леди Кэтрин приказывает вам выйти из-за стола, — доложил он. — Она требует вас немедленно.