– Мне жаль, что я не могу сказать то же самое о себе. Думаете, у вас осталось бы все это, занимай вы академический пост?

Это ее разозлило.

– Чертов лицемер! Решили, что один честный поступок оправдывает жизнь, полную лжи?! Да это все равно, что влепить пощечину и заявить после, что цвет лица только улучшился!

– Извини, я имел в виду… – начал Чарльз. Ну почему все обсуждения с Пруденс заканчиваются таким образом?!.

Пруденс не слушала. Она ударила кулаком по столу и заорала.

Сила удара освободила ее ногу. Слабая связь липучек на обуви и на полу с треском разрушилась, и космистка взмыла вверх, все еще продолжая ругаться. Внезапная потеря достоинства – невыносимая для опытного космического волка – заставила женщину замолчать. Молчание дало ей время, чтобы осознать, что она делает. Перевернувшись вверх ногами и все еще медленно вращаясь, Пру начала хихикать.

Чарльз схватил ее за руки и притянул спиной к полу. К тому времени, когда Пруденс снова обрела устойчивость, оба хохотали от души.

– Извини. Я никогда не научусь сдерживать свой темперамент.

Пру успокоилась, внезапно представив себя заседающей в разных комитетах, рассматривающей заявки на исследования, обдумывающей возможные последствия того, что какому-то старперу из маститых не понравился ее отзыв… Это было бы катастрофой, и, в конце концов, ей наверняка надоело бы. Чарльз отреагировал на перемену в ее настроении вопросом:

– Как на тебя действует пространство? Что ты ощущаешь в течение этих месяцев?

– Оно заставляет меня чувствовать себя маленькой… похожей на необходимый винтик в гигантской машине жизни. Подобно микробу и Господу Богу одновременно.

– У меня такие же чувства. Прежде чем мы оставили Землю, я был слишком занят, чтобы по-настоящему думать. Но после того, как я понаблюдал за нашим родным домом и увидел лишь сжимание бело-голубого диска до крошечного яркого пятнышка света, на меня накатило чувство ужасного одиночества. Планета выглядела такой хрупкой… У меня возникло желание защитить ее. Я взглянул на прежнюю жизнь по-новому. Все мои планы и желания показались ничтожными. Я смотрел, как исчезает пятнышко света, и содрогался до глубины души. Награды, деньги, высокое положение – ничего мне не надо, без этого только лучше. Вот что сделало со мной пространство. Оно кардинально изменило мой взгляд на собственную персону. Я скрывал произошедшие со мной изменения глубоко внутри, пока не установилась связь с чужаком. Больше я не мог их прятать. Прекрасная попытка.

– Люди не меняются, – сказала Пруденс. – По крайней мере, не меняются до конца. Глубоко внутри, Чарли Дэнсмур, ты все тот же самодовольный ублюдок, которого я знала в Гизе. Даже если ты изменился, все вернется на круги своя.

Чарльз покачал головой.

– Человек, которого ты знала в Гизе, был молодым ученым-идеалистом – человеком унылым, лишенным воображения, но приличным. Он попал в такое положение, которым не мог управлять, и это изменило его не в лучшую сторону. Так что ты не права. Или права, и во мне глубоко внутри сидит прежний Чарли Дэнсмур. Наверное, я сейчас восстанавливаю то, что считал утерянным навсегда.

Пруденс долго и внимательно смотрела на него.

– Возможно. Не проси меня принимать все сразу. Я буду судить тебя по поступкам, а не по словам. Думаю, мы сможем поработать вместе достаточно долго, так что поживем-увидим. Однако хочу, чтобы ты четко запомнил одно, Чарли: если еще раз попытаешься напакостить мне или моей семье, я убью тебя.

Чарльз усмехнулся.

– Я рад, что мы заканчиваем дискуссию на такой оптимистичной ноте.

Шли дни, дни однообразные, что было почти удобно. Трудно поверить, но сэр Чарльз действительно изменился.